к развилке дороги на север.
– Бывай, родич! Надеюсь, увидимся снова! – кивнул он в прощание Айниру.
– И тебе храни тропы Горящий! – Айнир хлопнул родню его дяди в плечо кулаком, получив в ответ так же шутя.
Четверо всадников пустили коней быстрой рысью по мощёной дороге к восходу.
– Слушай, дядя – не вспомню – давно уж я не был в Воротах… Это сын тёти Хлиге, с которым мы в детстве построили плот и по речищу Бурной отправились вплавь?
– И с порогов Хвиттва́ттен мы вас, дурачков, еле сняли живыми… То был Аскиль Лягушка – разве забыл ты, племянник?
– Тогда кто? Тёти Эрны тот сын, с кем подрались мы лет может в шесть на конюшне? Кто ещё мышью костлявой меня обозвал?
– Своего тёзку Айнира Пузо и чтобы не помнить… – хохотнул дядя Мейнар.
– Тогда кто?
– Сестрин сын… – как-то кратко ответил племяннику дядя, – Бундин звать его, рос за Воротами парень. Не встречал ты его до сегодня – вот и вспомнить не можешь теперь…
Айнир хотел ещё что-то спросить, от какой из сестёр его матери – но заметил косой взор отца и умолк.
Почтенный их скригга однажды сказал, что у каждого дома есть пятна на блеске их славы, о которых порой лучше бы и не знать – и не спрашивать даже… Про Соседскую Смуту на севере дядя рассказывал мало – пусть и Къеттиры были в ней некогда первыми, а вражда с домом ёрлу союзных Хатгейров заняла полвека – хоть началась с каких-то двух пастбищ овечьих, что не поделили их деды ещё. Но было и что-то ещё, о чём скудно твердили какие-то слухи меж родичей, говоривших о том втихомолку. И сам Мейнар когда-то уже после пира в Стейнхаддаргейрде с глазу на глаз сказал их отцу, не заметив там в комнате малого Айнира, что в воздаянии порою нет правды, как ты там не взирай и судить не пытайся; жажда крови слепа – и что воля Горящего взрежет все наши чая́ния с думами, насмехнувшись над нами как Шщарова пасть, извернёт всё назад, наизнанку – и тем и другим… И что платят за то все подряд – и виновные, и тем больше безвинные.
– И ведь слова мне даже в укор не сказала… Лишь спросила: «чего ты нескоро так, брат?» – говорил он отцу про кого-то сквозь зубы, вновь без счёта уже полня мёдом свой рог.
О чём и о ком была данная речь, о какой из сестёр, мальчик так и не понял – услыхав то тем больше от Храттэ. Къеттир кровью, северянин до мозга костей, сам хранитель суровых полночных устоев – дядя молвил вдруг вовсе не так, как тут водится с древних времён.
Айнир и так заприметил, что Храттэ не разу племянником парня не звал, только сестриным сыном – хоть любил ровно так же как всех из детей, кого в свет принесли его сёстры, коих было у дяди как бусин на шее у девы какой. И имя то странное, Бундин – Ничейный – оно что-то да значит. Но пытать о том дядю сын Бурого больше не стал.
Поровняв жеребца с конём Дейнова скригги Мейнар снова заговорил с ним, перекрикивая свиставший в ушах путников холодный порывистый ветер:
– Немалая часть воинства Дэйгрэ до сих пор стоит далеко на востоке – и верно, вся никак не сможет уйти с оберегаемых