даже соки под корою.
Все было глянцево, контрастно,
с предельной правильностью линий.
А вот березы,
как ни странно,
березы не было в помине.
Сегодня
Какие следы на гудроне
оставили старые ливни?
Кто ищет гармонию в громе?
Кто ищет отчетливых линий?
Изгиб горизонта расплывчат.
Запруды затвердевают.
Кто ищет счастливых различий
в звериных и птичьих дебатах?
Над каждой звездой и планетой,
пусть наиярчайшей зовется,
над каждой звездой и планетой
другие планеты и звезды!
И каждая новая эра —
к смещению прошлых поэтов,
и новые лавы поэтов
бушуют, как лавы по Этне!
И самые вечные вещи
сегодня лишь —
зримы и явны,
и Солнце —
сегодня щебечет!
и Птицы —
сегодня сияют!
И ходят за грубые скалы
влюбленные
только
сегодня.
Их груди прильнули сосками!
За голод,
за подлость,
за войны
их месть под кустом веселится,
вдыхая озона азы!
И в солнечном щебете листьев
зеленые брызги грозы!
Городской лес
Осеннее
Комариные укусы
дождика на лавках.
Ходят листья, словно гуси
на огромных красных лапах.
Над булыжником плакат:
– Осторожно, листопад!
И трамваи – набок,
набок!
Эх, по рельсам – по канатам!
Осторожничать не надо,
все идет как надо!
Развороченная гильза
лист.
Но ныне – присно
без излишнего трагизма
умирают листья.
Умирая, протоплазма
объявляет праздник!
Горожане, как пила, —
загружены полностью:
трикотажные дела,
булочные промыслы…
Но не понимает лес
трикотажность, булочность —
празднует,
наперерез
беспробудной будничности!
«День занимался…»
День занимался.
И я занимался своим пробужденьем.
Доблестно мыл, отмывал добела раковины ушные.
– Не опоздай на автобус! —
мне говорила Марина.
– О, мой возлюбленный, быстро беги,
уподобленный серне. —
Как быстроногий олень с бальзамических гор,
так бегу я.
Все как всегда.
На углу – углубленный и синий
милиционер.
Был он набожен, как небожитель.
Транспорту в будке своей застекленной молился
милиционер,
углубленный