теперь могла в удовольствие оторваться по-своему.
Они прошли в основной зал в виде амфитеатра с отходящей от центра потолка – над танцплощадкой – подсвеченной тканевой драпировкой; обогнули округлое пространство клуба и примкнули к барной стойке, как котята к молоку.
Вновь втроем – никого вокруг; музыка играла на танцполе позади, создавая интимную обстановку. Все заказали по коктейлю. Позади раздались шаркающие и притопывающие шаги: неизвестно откуда взявшийся мужчина засыпал под энергичный ритм, склонив голову, иногда подсматривая на сестер. Ремиксы на шлягеры сменяли друг друга: Walk, Stole the show, How deep is your love, «Пьяное солнце», «Твои глаза».
Мая отодвинула бокал с остатками коктейля, готовая разорвать танцпол и покорить несколько умножившуюся публику. Она схватила Юкину руку, которая, искусно вывернувшись, указала на уборную. Юка проследовала в уборную под припев: «…мимо нас пьяное солнце, оно уйдет и больше не вернется…»
Выключив свет, Юка уселась на закрытую крышку туалета в позу лотоса; мысли о том, что отец в неведении, где она, не отпускали ее. Туалетная комната стала постепенно охлаждаться, обрастая инеем.
Юка не успела впасть в анабиоз, ее ослепил свет, и повеял отрезвляющий запах сигарет: кто-то закурил, стоя прямо у ее кабинки. Очень скоро туалет разразился кашлем, послышался звук прыжков.
– Капец, совсем уже экономят на людях! Холодрень невыносимая! – нервно воскликнула женщина.
– Видимо, они хотят, чтобы вы больше танцевали, – отозвалась Юка мрачной любезностью, тихо откашлявшись.
Женщина цокнула, вспыхнув:
– А я у тебя вообще не спрашивала! И не надо тут свет выключать! Умная нашлась, советы давать, – и хлопнула дверью.
Юка вернулась к своим делам. Вскоре она перенеслась домой, оставив физическое тело в кабинке.
Так как ее никто не мог увидеть, она спокойно обошла дом в поисках отца; не найдя, она отправилась в летнюю кухню, где увидела его лежащим за столом с пустой чекушкой возле раскинутых рук. У Юки защемило сердце. Отыскав клочок бумаги и старый карандаш, которым отец раньше делал наброски, она написала чистосердечное, аккуратно положив его на стол, задержав на мгновение руку. Сжала губы, расширила ноздри, из ее карего глаза скатилась слеза; светло-небесный глаз, окаймленный черным кольцом, остался сухим. Она исчезла.
– Юка, ты где? Я тут замерзну! – говорила Мая, стуча в кабинку.
Юка оттаивала. Покрутив глазами и подвигав челюстью, она заворочала тяжелым языком:
– Да… тут, – и, с хрустом разогнув конечности, вышла.
Поджав губы, она приобняла Маю, не желая ничего объяснять.
– Вытрешь мне макияж? – спросила Юка.
– Так там же зеркало.
– Ты же знаешь, что мне…
– Ну ты же такая красивая! Мы же еще пойдем танцевать! Столько красавцев пришло – о-го-го!
Юка кротко, но серьезно качнула головой. Мая опечаленно вздохнула, надув губы:
– Доставай уже свои салфетки!..
Стерев все, она убедила Юку оставить