улицам города текли реки крови, храм чудом уцелел. Посетий сделал предположение, что прорицатели среди нас появляются в опасное время, когда угроза нависает над храмом. Я, по настоящему, боюсь Филамена, чувствую, что-то сгущается в воздухе.
– Давай не будем торопиться с выводами. Ты рисуешь мрачную картину. Для начала поговорим с девчонкой, когда она очнётся.
– Хорошо.
Кэйлаш кивнула и направилась к выходу, кинув на ходу:
– Апостолит помещён в тайник, в четвёртой секции.
Филамена криво усмехнулась ей в спину, поднимаясь с кресла.
6. Предчувствие грозы.
Роун шагал насвистывая, по пустынной улице. Очередной день, когда ему пришлось соскочить ни свет, ни заря, чтобы прийти на ферму вовремя – сразу после дойки. Интересно, подумал он, во сколько же поднимаются с постелей работники фермы. Мысль, что кто-то встаёт раньше него, и вынужден тяжело трудиться в такой час, с одной стороны согревала его душу, а с другой, вызывала стыд. Ещё издали он услышал заунывное мычание. Чем ближе Роун подходил к большому участку городской фермы, тем сильнее ощущался смрад. Запах гроссовых ферм был не похож на ароматы других животноводческих уголков города, этот особый серный привкус, вперемешку с запахом горьких трав, бил все рекорды по узнаваемости. Когда то давно гроссы, как и все остальные животные, были дикими. Приручение этих чудовищ, заняло должно быть, не одну сотню лет. Дело заводчиков гроссов передавалось из поколения в поколение, образовалось несколько семейных кланов известных во всём Портусе, которые стали практически монополистами. До поступления на службу в храм, Роун никогда не видел гросса. Тогда, впервые войдя на территорию фермы, он попросил госпожу Груту, показать ему животных. Роун оторопел, впервые увидев хозяйку гроссовой фермы. Она походила скорее на дешёвого сезонного рабочего, чем на владелицу преуспевающего предприятия и столп общества. Дородная женщина, в грязном тряпье и в чём-то напоминающем кожаный доспех. Она гордо разулыбалась, услышав его робкую просьбу, и повела его по своим владениям.
– Вот, взгляни на наших красавцев, – выпятив грудь, пропела заводчица, открывая перед Роуном широкую воротину стойла.
Роун вошёл, его обдало влажным, тёплым воздухом, концентрированный смрад ударил в ноздри. Здесь царил полумрак, длинное помещение, поделённое на небольшие клетушки, по типу лошадиных стойл, оглашалось непрерывными стенаниями крупных животных. Проход между стойлами, прорезающий конюшню на две равные части, был гораздо шире, чем на обычных фермах. Перед каждым стойлом крепилась кормушка, оснащённая странным механизмом. Гроссы подняли невероятный гвалт, почуяв присутствие чужака, мычание и хриплый рёв, доносились из каждого уголка. Роун нерешительно сделал несколько шагов вперёд, неслышно ступая по сухим опилкам, и пригляделся к показавшемуся из стойла гроссу. Не большая, для такой туши, голова, вытянутой формы с очень массивной нижней челюстью. Узкие прорези ноздрей то открывались, то закрывались, будто моргали. Глаза располагались чуть