сказал… Да, Першин Валентин Аркадьевич. Хороший мужик был, отец-то твой, хороший. Красивый мужик был, умный, уважительный такой, здоровался всегда с поклоном, и никогда ни голосом, ни рукой никого не обидел. Хороший, хороший-хороший отец твой был. Только вот подлецом оказался. Ну, я до конца не знаю, а люди говорили, что он Лену и тебя бросил. Избавился, значит.
В лечебницу Евгений пришел утром, морг был еще закрыт. Долго прохаживался по заросшим тропинкам, на заднем дворе обнаружил кладбище и свежевырытую могилу. Кладбище было странным, без надгробий, дат рождения и смерти. Могилы, в виде небольших холмиков, располагались вплотную друг к другу, не было ни крестов, ни венков, ни цветов. Многие из них заросли травой и сровнялись с землей…
«Надо бы было венок заказать… – подумал Евгений, но тут же ему стало стыдно от такой мысли, и он признался себе: надо было бы похоронить мать на нормальном кладбище, рядом с соседкой Анастасией Дмитриевной, тогда и венок был бы к месту, а так… потуги какие-то получаются…»
В морг Евгения повел санитар. Молодой огромный, с рыжей бородой, взлохмаченными волосами и, похоже, с похмелья. Санитар не проронил ни слова. Шел он медленно, нехотя. Включил свет и Евгений увидел металлический стол, на котором лежало тело, с головой покрытое белой простыней. Санитар приподнял простынь, сложил ее вдвое и лениво спросил:
– Она?
Евгению захотелось ответить… на языке так и крутилось – «она», но он не смог открыть рта. Понял, что ни да, ни нет сказать он не сможет… Вообще, ничего не сможет сказать. Санитар, видимо, не знал всей истории. Не знал, что перед молодым человеком лежит тело незнакомой женщины, которую объявили его матерью, а ему ничего другого не оставалось, как только поверить в это.
– Ладно, – произнес санитар, так же лениво вынув пачку сигарет из кармана, – я пойду, покурю, а вы прощайтесь…
«Прощайтесь… – повторил про себя Евгений. В этом слове теперь совсем другой смысл для меня будет жить. Прощайтесь… Сейчас он вернется, и все закончится. Закончится мое короткое и единственное свидание с самым родным человеком».
Он впервые за всю свою жизнь, хоть и про себя, осознанно произнес слово «мама». Чувств любви, привязанности он не испытывал, во всяком случае, ни плакать, ни трогать мать руками ему не хотелось, но он все же нагнулся и коснулся губами ее холодного лба, приподнял простынь, что бы увидеть над ключицей такое же родимое пятнышко, как и у него, но пятнышка не оказалось.
Разыскать отца было нетрудно. В Интернете с фамилией Першин оказался только один психиатр. Известный человек, доктор наук, профессор, автор трудов в области психиатрии и хороший семьянин. Подойти к нему мужества у Евгения так и не хватило. И в самом деле, зачем? Да и не было никаких доказательств, что это его отец. Но к отцовскому дому его тянуло. Жил профессор у Белорусского вокзала. От Красной Пресни, где жил Евгений, не более пятнадцати минут ходьбы. И он ходил. Сначала ходил только по выходным. Сидел во дворе