Троицкий.
– Туда же, куда и вас.
– Она же… – Троицкий кивнул в зал, – старая.
– Как вам повезло, что она вас не слышит, – подавил усмешку рыжий актер. – У жены главного режиссера нет возраста, запомните это на всю жизнь.
– Послушайте… э-э-э… вы… – промычал Книга
– Артемьева, – подсказала Михаилу Михайловичу помощница режиссера.
– Да-да… какой у вас здесь текст? Ну, прочитайте, – и, не дав ей закончить, развел руками, – это же совсем не то. Что вы нам тут играете?
И он стал ей снова что-то раздраженно объяснять.
– Я же так и делала, Михал Михалыч, а вы мне сказали – не надо.
– Плохо, значит, делали.
– Вчера вам всё нравилось.
– Вы будете со мной спорить?
– Значит, я тупая, Михал Михалыч, давайте еще раз…
– Инна, – окликнул он Ланскую, – чем вы заняты? Ну, пожалуйста, давайте.
Инна тотчас же сунула помаду и зеркальце в сумку, и с миной примерной ученицы на лице посмотрела в сторону Михаила Михайловича. На губах у нее дрожала улыбка.
– Не девочка, а всё в невинность играет, – услышал Троицкий глухое ворчание «рыжего»».
Эта вскользь брошенная Шагаевым фраза переключила внимание Троицкого с Артемьевой на Инну. Та сидела нога на ногу, упираясь в пол каблучком, и, едва сдерживая улыбку, покусывала блестевшие темной помадой губы.
– Нет! Всё! Стойте! Вы… меня не понимаете. Это я, наверное, тупой? – вдруг громко, на весь зал, заявил Михаил Михайлович, остановив репетицию.
– Понимаю я, – убежденно настаивала Артемьева, начиная всё заново.
– Нет, не понимаете, – демонстративно прервал её Михаил Михайлович.
– Понимаю, – в исступлении кричала ему со сцены Артемьева.
И все повторялось сначала.
– Молодежь! – пыхтел Михаил Михайлович. – Плохо, плохо обучены. Не можете! Рано вам такие роли играть.
Троицкий тут же впился в него глазами, но Михаилу Михайловичу было не до него. Теряя самообладание, он что-то тщетно вдалбливал мрачной, оцепеневшей Артемьевой.
– Я так и делаю! – отчаянно защищалась она.
– Ни черта вы не делаете!
– Как же не делаю, Михал Михалыч?! – орала Артемьева, чуть не плача.
– Перерыв, – не дослушав её, объявил Книга и покинул зал.
– Пойдем чаю выпьем, – предложил Вольхин.
– Нет, я к главному.
Троицкий спрыгнул со сцены и бросился через зрительный зал к выходу. Краем глаза он заметил, как Инна поднялась со стула, пропуская жену главного, которая тоже встала, собравшись уходить, и Троицкий, заглядевшись на Инну, столкнулся с Ольгой Поликарповной в дверях. Она недружелюбно отодвинула его и, ни слова не говоря, прошла мимо. Но этого оказалось достаточно, чтобы увидеть вблизи её лицо, большие серые немигающие глаза.
– И ч-ч-что это главные т-таких дылд выбирают, – шепнул сочувственно дядя Петя, – ишь, пава какая…
– Хозяйка пошла, – уважительно произнес Рустам.
– Оля! –