тлеет фитиль, и разглядывала комнату. Все вдруг начало видеться ей в мрачных тонах. Покойный дедушка взирал с портрета осуждающе, в углу под потолком мелко подрагивала паутина от предсмертных конвульсий крупной мухи. Чашка вдруг царапнула губу щербинкой, локоть скользнул по чему-то липкому на столе и запах старости и гнилости ударил в нос. Вдобавок и цветастый ковер на стене в спальной вдруг оскалился на нее чудовищной рожей, выхваченной из орнамента. Что она вообще делает в этом склепе?
Фитиль внутри догорел и бомба чудовищного раздражения взорвалась, разрывая Гелю изнутри.
Она подскочила так резко, что задела и качнула стол.
– Бабушка, огород прополоть? – скорее потребовала, чем спросила она, вылетая на улицу.
– Тяпка у сарая, егоза, – проскрежетала вслед бабуля.
Геля схватила с гвоздя на шиферной стене сарая тяпку и, практически распинывая куриц на дворе, ринулась на грядки. Там остервенело вонзила инструмент в землю, подняв вверх фонтан твердых комьев. И повторила раз тридцать, с садистским удовольствием вырывая сорняки с корнем и наслаждаясь окончанием их жизненного цикла. Уехать прямо сейчас? «Тихо-тихо, не пори горячку» – увещевала она себя. – «Не пробыть и дня тоже тупо. Бабуся всегда помнилась адекватной и в разговорах тоже. Да и Лиля имеет право на свои закидоны. Было же где-то в новостях, что спрос на услуги эзотериков в три раза вырос, она в тренде, и это нормально, что у всех свои интересы. Да, абсолютно нормально. Если наш мир – одна большая психушка».
Наработавшись до россыпи бусин пота на лбу, Геля выдохнула и притормозила. Поэтому юркого ужика, который скользнул рядом с ногой она разрубила тяпкой уже скорее машинально. Но, хотя сделала она это и бездумно, ни капли не пожалела, разглядывая половинки длинной серой тушки.
– Ты что ж творишь? Ты зачем тваринку сгубила? – разразился за спиной гром бабушкиного возмущения.
– А что? – утерла лоб Геля. – Я человек простой. Вижу змею – бью. Не люблю их.
– Так! – Ильинична вырвала из рук внучки тяпку и замахнулась сухим кулаком. – Сказано тебе было! Мозги просквозило? Или картошка в ушах? Ох, прости Господи. Хоть бы они теперь не разозлились…
– Значит мужика тебе зарезанного не жалко, а ужика жалко? – крикнула в спину причитающей бабушке Геля. – И пожалуйста за помощь!
Обессиленно плюхнувшись на землю, девушка уставилась на трупы шира, лободы и мокрицы, параллельно удивившись, что названия сорняков разархивировались из глубин ее памяти. Вспомнилась и более молодая, высокая и крепкая бабушка, неутомимая на огороде, в кухне, на службе сельским почтальоном, будто в работе заключался весь смысл ее жизни. А с ней веселый и добродушный дед в неизменном белом кепарике с переносным радио, который пытается отмыть бурые от въевшейся земли пальцы и подпевает Трофиму «бьюсь как рыба, а денег не надыбал». Мурка, окотившаяся черными и белыми малышами, такими кругленькими и резвыми, что впору было ими в шашки играть. Слышала ли она тогда, в детстве, про