занавес. Было светло, и вдруг сразу темнота.
Они прожили вместе три года. С ним ее познакомил офицер, возвращавшийся домой в Англию. И он сказал, что она очень достойная женщина, не уличная девка, а прямая преемница науч, девушек, которые пленяли английских мужчин чудесными танцами и пением, а также утонченными ласками. До того как Индия стала, по его словам, «почти такой же ханжеской и постной, как Англия, и тогда все схлопнулось».
До нее у него было в Сандхерсте несколько спортивных девушек, дочерей военных, почти таких же робких, как и он сам; потом недолгий роман в Джайпуре с женой младшего офицера, низенькой, толстой, одинокой женщиной, дети которой учились в английских школах-пансионах, а супруг отсутствовал месяцами. У нее была чудесная задница – немыслимо пухлая, круглая, крутая, – вот и все, что он помнил теперь. Были, конечно, ночи с другими женщинами, но они вообще не заслуживали упоминания.
– Вот. – Сунита разула его и помыла ему ноги.
– Сунита… – Он не хотел поступать по-хамски: сообщить все, что намеревался, сказать салам и уйти.
– Вот. – Она расстегнула ему рубашку; запахло его потом. Правильнее всего было бы немедленно сообщить ей все и не спать с ней.
Но он уже возбудился и стал беспомощным. Ее запах, шорох ее волос у его груди; сознание того, что скоро он будет отрезан от самого себя, от всей этой жизни военного городка с его играми до рассвета в офицерском клубе и военной формой; ощущение, что ты весь на виду, – делали эту комнатку частью чего-то важного, благодаря чему он чувствовал себя живым.
Ее кожа была нежной и чуточку влажной под его ладонями. Ее ребра под шелковым сари упирались ему в ладони, когда он клонил ее на постель, потом он обнял ее за длинную, узкую талию, впился губами в ее губы и поплыл с ней в темноту, счастливый и беззащитный.
– Подожди! Подожди. – Она приложила ладонь к его рту. – Я приготовила для тебя музыку. Хочешь послушать?
Беспроводной патефон был одним из его лучших подарков. Он купил его во время своего первого отпуска в магазине возле лондонского Камден-пассажа. Она вскрыла упаковочную коробку с таким трепетом, такой нежностью, что у него на глаза навернулись слезы. Он подарил ей патефон, но она многократно возместила этот подарок, познакомив его с творчеством Устад Хафиз Али Кхана[22], который только что начал записываться в Бомбее, в студии «Тайгер». Она познакомила его со всем богатством индийских раги – священной музыки, которой приветствовали рассвет и закат, лето, дýхов и огонь. Он вспомнил, как однажды вечером поставил для нее «Мадам Баттерфляй»[23] и как они смеялись через несколько минут, когда она закрыла ладонями уши и сказала: «Хватит! Это ужасно – будто кошки орут», и взвыла, словно от боли.
Но тут она сказала: «Слушай!» Поставила пластинку, подняла руки над головой и пошевелилась, словно змея. Потом щедро и грациозно поделилась с ним своим телом.
Вот она скользнула под простыню и нежно массировала его шею, напевая ему на ухо: «Chhupo na chhupo hamari sajjano»[24]. Это была их песня.
По-матерински терпеливая,