бесконечность вдали. Далеко, далеко белые бабочки сели на белые цветы, синие бабочки на синие цветы, желтые бабочки на желтые цветы.
Шла война.
Пули пробивали кости, крики раздирали душу. От грохота выстрелов и треска костей вздрагивали отвесные скалы, опадали листья на деревьях.
Шла война.
Одна из пуль попала невысокому сержанту прямо в лоб, и бедняга так и упал лицом вниз. У голубоглазой старухи в Воронеже никого не осталось на всем белом свете.
Шла война.
Одна из пуль впилась Исмаилу в кость.
В глухой горной деревушке появилась новая сказка: жила-была некая вдова Сюрьма. У нее был смуглый сыночек по имени Исмаил. Исмаил часто заглядывал по ту сторону ограды, отчего быстро вырос. Сыграли свадьбу и соседскую дочь с вишневыми губами перенесли на эту сторону ограды, приподняли фату и сделали ее невестой в своем доме. Исмаил зачал сыночка с девушкой с вишневыми губами и отправился на войну. Когда его смуглый сыночек распахнул свои черные глаза ясным апрельским утром, вдалеке вылетела пуля и впилась Исмаилу в кость. Тут и сказке конец…
Шла война.
Одна из пуль впилась Бахтияру в кость.
Еще одна сказка: жил-был некий Джебраил. У него рано умерла жена, остался сиротка без молока; одни кости да кожа. Прошел месяц, прошел год, и худощавый сыночек Джебраила вырос и окреп. Он бедный только начал радоваться жизни, но судьба не пощадила – попал в разгар сражения. Пуля из автомата угодила ему прямо в лоб, и он упал лицом вниз, как тот самый невысокий сержант из Воронежа. Тут и сказке конец…
Шла война.
Одна из пуль впилась Юнису в кость.
Тут и сказке конец… Юнис стал сказкой. Юнис стал песней. Юнис не вернулся в отчий дом. Мать Юниса днем перестала ходить на родник, по вечерам перестала глядеть на звезды, по ночам перестала мечтать о внуках; она навсегда перестала выбирать любимому сыну самую красивую невесту в деревне. А некая краснощекая девушка так и состарилась, не родив Юнису ни одного богатыря.
Шла война.
И кровь с рук крошки Семайи, ползущей по снегу, все еще капала и окрашивала красным белый снег Ходжалинского леса, а алая кровь, текущая из раны Ларисы, никак не прекращалась…
Таким образом, вот уже тысячи лет, угнетенные, по обе стороны толстой разделительной черты, проливали друг другу кровь, и тысячелетнее дитя плакало от отчаяния и плевало в лицо угнетателю.
Да, ребенок плакал и плевался. Просто плакал и плевался.
…Это был тот самый ребенок – тот мальчуган с кудрявыми волосами, которого он знал из нерифмованной касыды Эльдорадо…
Глава двенадцатая
– Родина – земля лишь, если за нее не погибнешь! И флаг станет флагом – лишь благодаря крови на нем!
Великолепно звучит, черт побери, ничего не скажешь! Да, настоящее тюркское джанги взмывает выше неба, как конь без стремени!
Вероятно, у армян тоже имеется подобное проникновенное выражение; не может быть, чтоб не было, конечно, что-то должно быть.
…Он