Не могу вас порадовать. Ваша машинка в том еще состоянии. Ее нужно почистить, смазать, отрегулировать.
– Это давно надо было сделать, но я все откладывала. Когда нет постоянной работы, на статьях и тому подобном много не заработаешь. Я не могу без машинки, но у меня не так много денег, чтобы купить новую. Некоторые гонорары, которые я получаю за рассказы, составляют меньше пяти долларов… знаете, в этих дешевых журналах…
– Приходится туго, – согласился я. – Возможно, если ваши рукописи будут выглядеть более… скажем, более солидно, вы сможете больше заработать.
– Я как раз это и имею в виду. Вот почему мне хотелось бы узнать, сколько вы окончательно хотели бы получить. Я ведь не могу жить, чтобы совсем не есть, и через две недели надо еще вносить плату за квартиру.
– Я не могу назначить иную сумму…
– Может быть, вы все-таки согласитесь получить сейчас пятнадцать долларов, а через две недели остальные двадцать?.. У меня приняли рассказ. Двадцать долларов я получу наверняка.
– Извините, – сказал я, – но для меня это неприемлемо. К кому еще в этом доме вы посоветовали бы мне обратиться?
– Ни к кому, – ответила она. – На этом этаже всего четыре квартиры. Четвертую снимает какая-то дама, занимающаяся бизнесом. Она рано уходит на работу. А о людях, которые живут этажом выше, я вообще ничего не знаю.
Я положил свою пишущую машинку в кейс.
– Мне очень жаль, – выразил я сожаление. – Попробую спросить в соседнем доме. Вы там никого не знаете?
Она покачала головой.
– Мы не общаемся с соседями. У каждого свои знакомые, вот и все. Но мне бы, конечно, хотелось иметь эту машинку…
– Жаль, что я не могу позволить себе продать ее на ваших условиях, но мне тоже нужно думать о своем существовании.
– Вы пишете?
– Время от времени.
– Вы выглядите состоятельным. Производите впечатление человека, которому не составляет труда продать свои произведения.
– Неужели я кажусь именно таким?
– Да, в вас есть какое-то высокомерие, видимо, от самоуверенности. Вам наплевать на нас, писателей, живущих на случайные заработки. Мы осознаем всю тщетность наших усилий и постепенно погружаемся в пучину разочарований. Пока я наблюдала это у других, но, похоже, подобный финал ждет и меня.
– А знаете, что я сделаю? – обратился я к ней. – Вы славная, и я готов рискнуть. Ладно, давайте пятнадцать долларов, и машинка ваша, а я приду за остальными через две недели.
– Неужели вы пойдете на это? – спросила она, и ее лицо посветлело.
Я кивнул.
– Как чудесно! Мне в последнее время не раз приходило в голову, что мои работы выглядят, как бы это сказать… не очень профессионально оформленными.
– Новая лента отнюдь не пошла бы во вред вашей машинке.
– Новые ленты денег стоят, – сказала она, – а деньги не растут на деревьях.
Она прошла в чуланчик и, пошарив там, вернулась с двумя пятидолларовыми и пятью однодолларовыми бумажками.
Я отдал ей свою пишущую машинку, ее положил в кейс и сказал:
– Помните, я вернусь через две