в шелестящих листьях березняка. На станции прогремел товарняк. Над головами в синеющем небе кружили два ворона.
Валя решилась.
– А… ладно, запусти сюда руку, там две пуговки – оттянула воротники штормовки и водолазки. – Давай, не тяни резину, не впервой, поди…
– Тебе?
– Ах ты гад! Тебе… счас как врежу… Отстёгивай давай…
– Ну, отстегну. А дальше?
– Дальше – не твоего ума дело. Отвернись!
Лёша Бо запустил руку под девичий воротник. Утреннее ощущение либидо, точно впрыск адреналина, пронзило его стократно. Во рту стало сладко и противно от блудливого чувства стыда и похоти. Двуликие янусы всколыхнули единую сумасшедшую взвесь в его теле. Пальцы не могли быстро справиться с пуговицами, их заколодило судорогой, как морозом, но Валя понимающе молчала. Наконец, он одолел пуговицы и быстро высвободил руку. Валя в мгновение ока справилась со своей: бюстгальтер взвился в её руке, и тут же повис на коленке.
– Давай, вяжи.
– Хорошо бы ещё резиночкой перетянуть.
– От трусов чо ли? На вот, платок носовой.
Связав авоськи, Лёша повесил их на шею. Левой рукой перехватил Валю за талию и легонько поставил на землю. Попробовали сделать пару шагов. Вероятно, резкая боль отступила и им удалось идти – на трёх ногах. Но вскоре Валя уже приступала на левую.
– По долинам… и по взгорьям… – пропел Лёша, пытаясь ободрить девушку – а вон там – выход первого пласта на поверхность…
– Да пошёл ты…
– Токо с тобой…
– Не зли меня, получишь…
– Так я о чём?
– Ах ты, пошляк.
Так они ковыляли по Харанорской долине, зубоскаля и переругиваясь. Его спину и шею давило авоськами, а на руках двухпудовой гирей повисала драгоценная ноша. Ей, «ноше», было жарко и временами особенно больно. Она сдержанно стонала, и стон этот он бесстыдно воспринимал, как постельное томление. Иногда его ошеломляла сиюсекундная мысль, что это может скоро закончиться – к сожалению. И он замедлял шаг, и незаметно прижимал её тело к себе больше, чем было нужно. И она – не роптала. Всхлипывала: не то от досады на себя, не то от приступа боли. «Вот так выносили раненных с поля боя» – подумал и хотел вновь пошутить Лёша Бо. Но смолчал, лишь улыбнулся внутри себя.
Уже стемнело, когда доковыляли до посёлка. У подъезда ближайшего дома Лёша попытался опустить свою ношу на лавку. Валя крепко вцепилась в него, повернулась в его руках и приникла – губами к губам… Её мокрое от слёз лицо горело жаром. Она тихонько стонала, и он не понимал, что с нею. И что с ним? Губами не решался ответить. Руки не мог отпустить. Вдруг она глубоко вздохнула, словно захватила запас воздуха и с силой впилась в его губы, теряя власть над собой. Она до боли целовала, от боли постанывала. И всю её колотило нервной дрожью так, что Лёша не на шутку испугался. Он осторожно опустил её на скамью, не отнимая губ. Опустился перед ней на колени. Авоськи душили шею. Но более того его душила Валя – объятьями. Конвульсии её тела потрясали