Еду на подхват! Встретимся с Лёшей Бо!»
…Гусенков привёз в барак почту для геологов. И лопаточки для конопатки щелей барака. Сутуловатый, медлительный, как крадущаяся рысь, в новой жёлтой дублёнке, положенной ему по штату, щерясь в белесые усы, он лыбился девчонкам-геологиням, выкидывая наземь привезённую поклажу.
– Э-гей, геолухи… Спасение утопающих, как говорится… Вот пакля. Первично затыкаете вручную, потом можно подбить киянками… Будет тёплый день – замажем глиной. Завтра привезу вторые рамы и плотника. Сколько метров керна сделали и сколько получилось проб? Храмцов интересуются… Чо сказать-то?
– А почему мы… затыкивать должны? Меня лично этому не обучали… – Нина Ковальчук, играя голосом возмущение, видом своим строит обиженную деву. – Почему я должна это… за того парня… терпеть? Я же не парень…
– По кочану. – осаживает её наигранный пыл начальник Гусенков. Ему Нину убеждать нет нужды: у него – план.
Керновые ящики заснеженными строками в несусветном хаосе хранения разметались за жилым бараком геологов. Последний их привоз в потоптанном снегу чернел трубами свежего керна.
– Ну, с почином, братцы? – деланно возгласил Крестовников.
– Тут костьми ляжешь. – омрачился Веня Смолькин, кинув смурным взглядом окрест. – Планы… у них, т-твыю м-маму! У меня семья, им живой папа нужен.
– Не парься, ссыкун! Члены разогреешь! – Андрюшка Жила реагировал намного оптимистичнее, в своём репертуаре. Он шагнул к рубильнику и рывком запустил дробилку. Столб чёрной пыли, словно бородатый джин, выплеснулся в изморозь воздуха. Шкалик покрутил пальцем у виска. Узкие глаза его заулыбались, словно заблистали стеклянные бусинки.
– Кончай ночевать, начинай приседания. – сквозь шум дробилки прокричал Андрюха и стал рукавом разметать снег с ближайшей стопки ящиков. Смолькин нехотя присоединился.
Им предстояло дробить и паковать в мешки керны с углем. За неполный прошлый месяц их скопилось несколько сот метров. Пробы, обработанные в лабораториях, обращались, в строгом технологическом порядке, в государственную перспективу. Их анализ, внесенный на карты месторождения, рисовал картины причуд природы: лунные пейзажи, звездные россыпи, то да сё, да понимай, как знаешь… Картины уходилы в ГКЗ, как кирпичики здания ГОСПЛАН. На солидные, черт бы их побрал, постройки.
– Давай, не зевай, шевели лаптёй! – самозабвенно кричал Андрюха, рывками сдёргивая полупустые ящики из стопки.
– Чё орёшь, д-дура… – лениво оборонялся Смолькин, не пытаясь перекричать шум движка.
Бородатые джины дробилки выскакивали, словно пробки из засургученной бутылки, рассеивались в студёном воздухе и плыли… плыли… пылили окрест.
Морозное утро светилось лучистым солнцем. Снежная целина засверкала жемчужным блеском. Слепило глаза и тешило угнетённую душу. Настроение поднималось, словно от рюмки водки,