а ты пиши везде «дюрен», и морду ботинком делай… быстро вставил свою лепту Жила. – Да и никто их не отличает, даже… сам Болото, и… Шкалик. Скажи, шеф?
– Отличаю. А Константиныч подавно. Он меня и обучал. А тебе, Людмила Даниловна, назначаю наставника в лице геолога Ковальчук. Она тебя на раз-два натаскает.
– Она отказывается, головой вон машет… А ещё, Евгений Борисович, меня буровики не слушаются. Буровой журнал не дают. Говорят, башь на башь – и что это значит? Я им и шипку и боргес даю, а ящики керновые… сама таскаю… И вообще я домой хочу. – Ильченко деланно всхлипнула.
– Ира, уйми там свою з-землячку, – мирно попросил Венька, – чуть поленом не заколола.
А я-то шо? – по—хохлацки бойко отозвалась Людка Ильченко – Я ничо не сувала…
– Так у тебя нету… ничо – подхватил реплику Санька Крестовников – ну, хоть молотком поверти…
Люда Ильченко взвилась на кровати и тут же упала на другой бок. Глубоко задышала. Её деланный всхлип грозил и впрямь перейти в рёв. Стройная, складная и порывистая, словно оживший оловянный солдатик, девчонка пугала окружающих скорой переменой настроений. В сумасбродной её головке ещё не уместились нормы и правила оптимального поведения и – мучали… мучали…
– Кончайте вы там… с намёками. – Нина Ковальчук, старшая среди девчонок, взрывчато-смешливая и с беременностью неизвестного происхождения, строго следила за нравами барака. Выпускница свердловского вуза, она невероятным стечением обстоятельств, или непостижимой логикой поведения, оказалась в Черемховской ГРП, быстро освоилась, прижилась в общежитии, поднаторела в работе. Не шибко вдумчивое начальство её, застав в очевидном интересном положении, но по принципу незаменимости, направило в очередную командировку. Женщину на сносях – в щелясто-сквозящий балок, выстывающий к утру, словно алюминиевый чайник, – на мартовский ветродуй и каждодневную битву с тяжелючими керновыми ящиками…
– Ильченка, та ни бери в голову… Это они сдуру бесятся. Ты же знаешь… – манерно успокаивает Ира Шепель.
– Мы ни на чо не намекаем… Без намёков ясно, зачем вы сучки вышибли… Пойду, однако, з-заделаю…
– Кому заделаешь?.. – тихо пробормотал, не сдержался Крестик.
– Не кому, а что… Сучки, б-б-блин! А то глаза выткнут. – Он и впрямь встал, сгреб с подоконника гвозди и принялся забивать их над каждым глазком сучка. Повесил на гвозди полевые сумки.
– Смолькин! Весь сон перебил… – пожаловалась Ира Шепель. Ну, я те завтра дам!
– А мне… – невнятно пробормотал Крестик. И подхватился: – Кстати, про аптеку… Кто со мной в библиотеку хотел? Заодно и в аптеку заглянем…
Саня Крестовников, как всегда заразительно и ехидно хихикая, стал торопливо одеваться. Секунды раздумывал Венька. Встал с кровати и Шкалик, обмозговывая внезапную мысль. Жила не реагировал. Ластиком он тёр-тёр пикетажку, уничтожая следы временных записей.
– А шо, в Солонечной театра нет случайно? – среагировала уже оправившаяся от досады