не поняла), поэтому буркнула только, что ничего не знает, и что «всё это одни барские финтазии». После чего, собрав корзину постельного белья, Агата с достоинством удалилась.
Любопытство подстёгивало и подхлёстывало, поэтому, спрятав волосы под сетку, Алиса похромала к двери.
Служка уже гремел ключами, но девушка произнесла:
– Простите, пожалуйста, я ненадолго.
И пошла вдоль стеллажей, ведя рукой по книжным корешкам. Сокровища, сокровища… Книги всегда влекли её, как кошку валерьянка, и она разговаривала с ними, будто с живыми.
А ведь когда-то она мечтала, что и её творения будут стоять на полках, хотя бы где-нибудь сбоку… Как там у Льва Лосева?
«Разбудите меня на рассвете,
Да подайте мне рюмку вина.
Растопите огонь в кабинете —
Я засяду за новый роман»…
Вот Марсель Пруст как-то заметил, что «книги – дети одиночества и молчания». В юности и одиночества и молчания у неё было пруд пруди, хоть ведром черпай, поэтому при наличии искры литературного дара она действительно могла бы писать книги. Алиса вспомнила себя – такую смешную, категоричную, шестнадцатилетнюю… Наверное, тогда она даже могла бы жить в библиотеке.
Нестройные ряды беллетристики, стройные – классики. Сумрачный Достоевский, богоискатель Лев Толстой, Чехов, в комедиях которого она не увидела ничего смешного – только грустное, и трагический Лермонтов, и блестящий Пушкин… Русские звёзды.
«Шекспир. Титан! Вильям наш. Правда, исследователями его произведений выражаются сомнения: может, это и не он всё написал? Или даже вообще такой личности не было на свете? И не плод ли это коллективного творчества? Наплевать. Единственное, все эти «Виолы» с их переодеваниями в мужскую одежду, которые на протяжении всей пьесы успешно всех дурачат, только смешны. Понятно, что это условности жанра. Но вслед за Станиславским кричу: «Не верю!». А если не верю, то и не сопереживаю.
Диккенс. Чарльз, этот не наш. Как остроумен и беспощаден! Кстати, в своё время считался в обществе довольно грубым автором. Образы карикатурные, но какая сила, какая мощь! И сюжеты такие интересные – книги-расследования». В детстве Алисе очень хотелось встретить хотя бы одного из диккенсоновских старичков – странного, милого, чудаковатого джентльмена с тростью и фуляровым шейным платком. «Мы бы с ним обязательно подружились, – говорила она себе, – потому что меня тоже некоторые называют странной, а две странности непременно сойдутся. Вот только у Диккенса старички на каждом шагу, а я до сих пор ни с кем не познакомилась. Верно, всё дело в том, что я живу не в Лондоне».
Голсуорси. Колоссальный Голсуорси, награждённый «нобелевкой»! Это правда, что Алиса в пятнадцать лет плакала над его книгами, и симпатии её были совсем не на стороне идеальной Холли, а на стороне мятежной Флёр…
Сэр Вальтер Скотт. Респект и уважение. История оживала под его блестящим пером, притом не делаясь скучной! Правда, Алиса заметила, что большой мастер чрезвычайно не любил окончания своих