обворожить и одурачить его у него дома, в Трильде, чтобы он перестал надоедать ее приятелю Тамурелло.
С откровенностью, вызывающей подозрения в коварстве, она передает Шимроду не слишком лестные замечания, высказанные о нем чародеем Тамурелло, и теперь, если Шимрод подчинится инстинктам и поддастся очарованию прелестей Меланкте, он тем самым выбросит на ветер всякое уважение к себе. Если же он проявит твердость и выгонит Меланкте из усадьбы, сопровождая свои действия вполне заслуженными упреками, впоследствии он будет выглядеть в своих глазах как чопорный глупец, неспособный проявить уступчивость.
Таким образом, вопрос заключается не в том, следует ли сохранять гордость, достоинство и самоуважение, и не в том, каким образом их можно было бы сохранить, а в том, куда дует ветер, на который я их выброшу?
– Сколько еще ты собираешься думать? – спросила Меланкте. – У меня нет никакого самоуважения, что позволяет мне мгновенно принимать решения, повинуясь любым прихотям.
– В конечном счете, возможно, это самый правильный подход, – согласился Шимрод. – У меня исключительно сильный характер и железная воля; тем не менее не вижу причины демонстрировать эти преимущества без необходимости.
– Камин пышет жаром, в комнате тепло, – отозвалась Меланкте. – Шимрод, помоги мне снять плащ.
Шимрод подошел ближе и расстегнул пряжку у нее на плече; каким-то образом ее длинное платье упало на пол вместе с плащом – озаренная трепещущим огнем, перед ним стояла обнаженная Меланкте. Шимрод подумал, что никогда не видел ничего прекраснее. Он обнял ее; сперва ее тело напряглось, потом стало податливым.
Пламя догорало в камине. Меланкте сказала низким, хрипловатым голосом:
– Шимрод, я боюсь.
– Почему?
– Когда я смотрела в зеркало, в нем не было никакого отражения.
6
Время текло легко и тихо, день за днем, без неприятных неожиданностей. Иногда Шимроду казалось, что Меланкте старается дразнить и провоцировать его, но он сохранял невозмутимое спокойствие, и в целом между ними не возникало столкновений. Как обычно, Меланкте не хватало живости, но, судя по всему, положение вещей ее вполне удовлетворяло, и она отвечала доступностью – или даже взаимностью – на любые эротические поползновения Шимрода. События прошлого теперь вызывали у Шимрода мрачную усмешку: какой отстраненной она была, когда проходила мимо в его снах, как откровенно выражала скуку, когда он навещал ее в прибрежном дворце, как бессердечно приказала служанке больше не впускать его – и что же? Его самые смелые любовные фантазии стали действительностью!
Почему? Этот вопрос постоянно беспокоил его. Где-то скрывалась тайна. Шимрод не понимал, каким образом Тамурелло мог извлекать выгоду из создавшейся ситуации; если голубому огоньку можно было доверять, чародей не покидал Фароли.
Меланкте не проявляла желания делиться информацией, а Шимрод был слишком горд, чтобы сбросить маску вежливого самообладания и задавать неудобные вопросы.
Изредка,