я снова пытаюсь дотянуться до шкатулки, но, разумеется, он со своими длинными конечностями хватает ее первым и захлопывает крышку прежде, чем я успеваю отдернуть пальцы. Мои под корень обкусанные ногти пульсируют от боли, и я с шипением вжимаю их в ладонь. Единственный плюс этого столкновения заключается в том, что свежеприщемленные пальцы прекрасно отвлекают меня от боли в голове.
Мужчина все еще прижимает телефон плечом к уху и бесстрастно продолжает прерванный разговор с невидимым собеседником, не обращая ни малейшего внимания на то, как я сжимаю пострадавшие пальцы.
– Я перезвоню, отец. Да, оно у меня. Да, сэр. – Он выпрямляется во весь рост и убирает телефон в карман.
– О черт, о нет. Мне так жаль, я не хотела, я… я не… я… – заикаюсь я, и он наконец обращает на меня внимание.
– Да кто вы вообще такая, чтобы так со мной разговаривать? Вы что, совсем не смотрите, куда идете?
Каждый слог звучит идеально, никаких просторечий. Он мог бы обругать самого короля, и тот все равно остался бы под впечатлением от его произношения и интонации. Тут я вспоминаю, где именно мы стоим: недалеко от Дома Короля – резиденции констебля [7] Тауэра. Человек, живущий в этих стенах, – глаза и уши короля в Тауэре, лорд Герберт. Выйдя в отставку с поста командующего всей Британской армией, он занимается теперь организацией всевозможных торжественных ужинов внутри Тауэра для всех важных мужчин, женщин и детей, ступающих на британскую землю. И я практически на сто процентов уверена, что только что оскорбила одного из его гостей. Возможно, у него даже титул есть. Или он богатый посол какой-нибудь страны, способный сделать так, что я бесследно исчезну задолго до восхода солнца.
Мужчина смотрит на шкатулку: у нее слегка пострадал один угол – откололся лак, и сбоку торчат острые щепки. Очевидно расстроенный, он запускает руку в волосы, отворачивается от меня, щипает себя за переносицу и что-то бормочет себе под нос. Его статный образ рушится, когда он снова нагибается, чтобы подобрать осколки. У меня комок поднимается к горлу, и я не понимаю, из-за чего именно – из-за желания заплакать или подступающей тошноты.
– Нет, сэр, ни в коем случае. Я вас не оскорбляла! Я обращалась сама к себе! – Я очень стараюсь скрыть свой йоркширский выговор, принося извинения, но у меня нет шансов стереть нанесенную обиду. Я показываю на шкатулку: – Я заплачу! За новую…
Это абсолютная ложь. Если шкатулка такая дорогая, какой кажется на вид, мне придется ограбить банк, чтобы ее заменить. К счастью, он никак не реагирует на мои слова и открывает шкатулку, чтобы проверить ее содержимое. Оттуда сияет ряд сапфиров, соединенных вместе тончайшей серебряной цепочкой. Он выдыхает с видимым облегчением, но озабоченное выражение так и не сходит с его лица, и я чувствую, как почва начинает выходить у меня из-под ног. Выровняв дорогущие камешки, он снова запускает руку в свою шевелюру, и прежде, чем я успеваю вымолвить хоть слово, чтобы вытащить себя из той ямы, в которую сама себя