и иному аллюру, гувернеры – ржать на трех языках, а в свет мы выходим исключительно в подпругах и сбруе – никак иначе все эти панье, корсеты да фижмы не назовешь. К слову, не каждой удается сбросить седока до финиша и остаться вдовой, да еще и неприлично богатой, как мне. Но, – графиня многозначительно подняла указательный палец, – замечу, чтобы поняла, чем породистее лошадь, тем выше шанс, что ее будут холить и лелеять, а ты, дорогая, кобылка чистокровная, хоть и с норовом, стало быть, и седока себе выбрать сама имеешь полное право.
Ярослава обомлела от неожиданных метафор графини. Ольга бы, наверное, упала в обморок от подобных выражений, но ей в обществе солдат и конюхов, случалось слышать, да и использовать, что уж там, выражения и покрепче.
Не обращая внимания на свою изумленную визави, графиня опрокинула еще одну рюмку водки, занюхала ее табаком из табакерки слоновой кости, ненадолго задумалась и с опасным блеском в глазах произнесла:
– Говоришь, комедии ломать любишь, вот и поиграем, пока императрица не в столице, да Алекс не приехала…
Через полчаса у заговорщиц готов был план, осталось со всей осторожностью посвятить в него сиятельного князя.
– Я ухожу. Завтра поговорю с Никитой. Тебе понравится мое решение.
– Осип Иванович, пожалуйста, проводите нашу гостью, – не осмелилась задерживать Ярослава.
Она окончательно убедилась, что графиня Остужева привыкла сама управлять своей жизнью и совершенно не подвластна мнению света, и понятно, почему общество приписывает ей невероятные и порой неправдоподобные авантюры, сплетничает за ее спиной, но побаивается и признает ее влияние при дворе.
Глава 9
– Вот что я надумала, князь, – без предисловий обратилась Анна Алексеевна к своему давнему другу, явившись на другой день в особняк. – Не стоит раньше времени предъявлять Ярославу обществу. Не все знатные семьи вернулись в столицу, да и сама Екатерина в отсутствии. Пусть княжна до приезда Алекс поживет у меня, так мне сподручнее наставлять ее будет, да и молва до царицы загодя не докатится.
– Лучше вы к нам, графиня. Дом большой…
– Вот уж, мерси, ваше сиятельство! Совсем в своей деревне ума лишился. Даже я не могу согласиться на подобный конфуз.
– Пардон, ваша экселенция! – в тон по-французски взбрыкнул Галицкий, а вслед миролюбиво склонился к руке: Прости, Анна Алексеевна, не подумал.
Выслушав предложение Остужевой, Никита запротестовал:
– Но помилуйте, графиня, все, что вы вообразили, совершеннейший бред! Алекс мне голову открутит! Да и не пристало дочери рода Галицких маскарады в обществе устраивать. Что люди скажут?
– Никитушка, – елейным голосом пропела графиня, – мон шер ами Никитушка, с каких, скажи мне, пор князя Галицкого волнует мнение света? Не с тех ли самых, когда увел из-под носа полусотни кавалеров любимую фрейлину ее будущего величества, или с тех самых, когда в присутственном месте разбил нос моему мужу?
Князь виновато промолчал.
– Послушай, последнее,