попятился назад, ненавидя себя, ненавидя загнавший его в эту нору страх, но больше всего ненавидя проклятую колючку, сделавшую норку невозможной для обитания. Колючка росла, подгоняя его, выталкивала, выгоняла наружу, к ней присоединялись, прорастая из стен, такие же колючие, с острыми лезвиями: память и гордость.
Разум вывернулся из норы, плюнул напоследок в сторону такой неудобной в быту чести и попытался взять контроль над отупевшим телом. Желание выжить любой ценой оказалось стесненным в средствах. А Честь отказалась взять кредит. Если он собирается выжить, придется использовать подручные средства.
***
Тело понемногу успокаивалось, снова вверив себя хозяину, и физиологическая паника отступила. Но разум по-прежнему бился в истерике, и тогда что-то более глубокое, чем он, проснулось в нем и надавало пощечин истерической натуре мужчины конца двадцать первого века. Странная штука – родовая честь…
О́Тул глубоко вдохнул, поплотнее прижался спиной к стене, поднял глаза к небу (смотреть туда им было не так страшно), заставил правую руку отпустить раму и сделал короткий шажок обратно, в сторону открытой створки окна. Закрыть его было необходимо. Закрыть любой ценой. Тогда у них появится шанс.
Перед глазами промелькнули лица чужих людей, многих из которых он сегодня видел впервые. Почему-то казалось, что он должен дать им шанс. Рациональное желание спасать себя затерлось, показалось не то, чтобы нелепым, скорее, недостойным.
Он сделал еще один шажок. Рама створки вдавилась в плечо, и он пригнулся, подныривая под нее, а потом стал распрямляться, осторожно отжимая ее вверх. Нагибаясь (и едва не потеряв при этом равновесие), увидел внизу дорогу с неспешным движением, редких в этот час пешеходов. Закрыл глаза, но так голова закружилась еще сильнее. Тогда он открыл глаза и снова уставился в небо.
Паника подкатывала к горлу. Он не видел и не мог видеть того, что происходит в комнате. Там было тихо, даже рация умокла, и воображение рисовало ему четыре тела, распластавшиеся на полу, и тянущиеся к нему сквозь щель узкие щупальца. Разум распадался на части. Он требовал бежать прочь. Немедленно. Вдоль стены, подальше от окон, и будь, что будет… да кто они такие?! Он требовал поскорее закрыть окно. Может, щупальца удастся придавить рамой (ведь в фильмах так бывает?!), и тогда они до него не дотянутся. Разум глумился над честью и желанием спасти людей, которое заставило закрывать окно, потому что люди остались внутри здания, а здесь, после того, как окно закроется, он – единственный – будет в безопасности.
Створка поддавалась медленно, очень медленно. Разум рвал себя на части, и гадливое осознание собственной трусости (ну же, будь мужчиной! Вернись в комнату с сразись с врагом, не беги же ты, как трус, проклятье всего рода!), подлости, желания спастись ценой смерти тех, кого должен был защищать, отнимало силы.
Хотелось все бросить. Хотелось вернуться в комнату