зачарованно смотрит, как преображается ее муж. Если Йоханнес и устал говорить о сделках, комиссиях и состоянии рынка, он с успехом это скрывает. Как он красив на фоне остальных, несмотря на их дорогие одежды и кожаные сапоги! Смех летит над шляпами, головы запрокинуты, и среди подвыпивших лиц, багровых щек и бород с кусочками краба, – Йоханнес, загорелый и улыбающийся.
Я могла бы его полюбить… Быть женой такого мужчины несложно. А без любви я не смогу жить. Быть может, она прорастет мало-помалу, как семена, которые Отто посадил в зиму.
К Йоханнесу подходят мастера со своими изделиями. Каждую вещь – серебряные кувшины, вазы – он берет в руки бережно и с уважением. Один его комплимент – и молодые люди уходят в восторге. Другие купцы отступают, ревниво наблюдая, как Йоханнес рассуждает об искусстве и преимуществах морских пейзажей над цветочными орнаментами. Он производит впечатление человека знающего, внимательного и необычного. Он записывает имена, кладет в карман серебряную шкатулку и велит какому-то молодому человеку заглянуть к нему в контору.
Пока Нелла смотрит на второе блюдо, морские гребешки, сбрызнутые бараньим бульоном и луковым соусом, к ней подходит дама, прежде бросавшая взгляды. У нее прямая осанка, светлые волосы уложены в замысловатую прическу и украшены черной бархатной накладкой, расшитой мелким жемчугом. Нелла мысленно благодарит Бога за его малые чудеса, ибо, благодаря искусству Корнелии, платье стало ей впору.
Дама останавливается у стола и низко приседает.
– Верно говорили, что вы молоды! Он вас бросил?
Нелла вцепляется в край тарелки.
– Мне восемнадцать.
Собеседница выпрямляется, пробегая глазами зал.
– Мы гадали, какая вы, – продолжает она тем же спокойным тоном. – Теперь вижу, что у Брандта все самого высокого качества. Род Ортманов древний, очень древний. Как говорит Экклезиаст? Доброе имя лучше дорогой масти! – В голосе незнакомки заискивание и восхищение, и все же Нелла понимает, что ее прощупывают.
Она хочет выбраться из-за стола, однако большие юбки словно сговорились. Дама терпеливо ждет реверанса, наблюдая за ее мученьями. Выбравшись наконец на свободу, Нелла низко кланяется, и ее лицо оказывается совсем близко к черному парчовому платью этой дамы, которое походит на крылья черной птицы.
– Не нужно, дитя мое.
Поздновато вы это сказали, думает Нелла.
– Я Агнес, жена Франса Мерманса. Мы живем в доме с лисицей на Принсенграхт. Франс обожает охоту, он сам выбрал это изображение.
Столь неожиданная откровенность смущает, и Нелла в ответ только улыбается, уже усвоив от Марин, что молчать – удобнее всего.
Агнес поправляет прическу, и Нелла видит то, что должна увидеть, – кольца на каждом пальце, маленькие рубины, аметисты и яркие изумруды. Выставлять напоказ камни не совсем по-голландски, большинство женщин прячут драгоценности глубоко в складках одежды. Нелла пытается вообразить такое сияние на руке Марин.
Поскольку она молчит, Агнес сухо улыбается и продолжает:
– Мы