и орут, поднимая бочонки с порохом по узким лестницам.
«Выше держи, болван!»
«Иди к дьяволу!»
На палубе все перекрикиваются, зовут друг друга помочь облачиться в доспехи.
«Ай, Иисусе, ты мне бок прищемил!»
В воскресенье Пасха. Подумать только! Они воюют на Страстной неделе.
Скрипят лебедки, натягиваются канаты, корабль бросает якоря. Моряки высыпают на палубу, бряцая оружием и доспехами. Когда замолкают пушки, я слушаю их праздную болтовню в ожидании команды сойти на берег. Они не испытывают страха. Грядущая битва их нисколько не беспокоит.
«Как думаете, у них есть вино? Последний раз мы затаривались им в Вальпараисо».
«Я рассчитываю на вино и женщин. Генерал своей девкой не делится».
Должно быть, точно так же – с шутками и прибаутками – они готовились захватить мою деревню. Те пираты тоже были англичанами, хотя тогда я даже не знала о существовании Англии.
Должно быть, они так же облачались на битву, бросив якорь в бухте. Помогали друг другу затянуть ремни на кожаных латах. Смеялись над плохо подогнанными шлемами, сползающими на глаза.
И совершенно не боялись смерти, потому что знали, что нашему оружию не сравниться с огнестрельным. Лучники были гордостью нашего народа. Опытными стрелками. Их стрелы с наконечниками, смазанными ядом, убивали человека за считаные минуты. Но против пороха и дроби они оказались бесполезны.
Я тогда была маленькой девочкой, дрожала и плакала, прижимаясь к сестрам, брату и бабушке. Мы могли только сидеть, сбившись в кучу, и ждать, когда ужас придет к нам.
От одного воспоминания мне кажется, что стены сдвигаются, пытаясь раздавить меня. И вот уже вместо каюты я снова вижу хижину матери, объятую огнем. Я выхожу на ют.
Такой суматохи на корабле я прежде не видела. Оружие повсюду, оно горами свалено в шлюпку и просто на палубу. Мужчины собираются вокруг, выбирая, чем вооружиться, поднимают арбалеты и аркебузы на марсовые площадки.
Мальчишки в середине палубы катают шарики из конопляной пеньки, набивая их гвоздями и прочей железной мелочью. Они обваливают их в каше из пороха, смолы и серы, чтобы потом поджигать и бросать в испанцев. Диего приходит наполнить ими мешок. Я впервые вижу его обутым – в длинные, выше колен, кожаные ботфорты. Мальчишки проводят для него испытание, поджигая конопляный шарик и бросая за борт. Он взрывается над морем, вздымая поток воды и огня, подобный извержению вулкана.
Остальные огненные мячики, которые Диего загружает в мешок, пойдут на поджог кораблей в гавани и домов в городе. Я закрываю дверь.
Никогда не привыкну к свисту пуль и грому пушек.
Воспоминания о том дне, когда я впервые услышала их, всегда приходят беззвучно. Я вижу только образы. Пальмовую крышу в огне. Клубы черного дыма. Мать с огромными распахнутыми глазами. Открытый рот брата, малыша Фоде, из которого не вылетает ни звука. Сестру Даву, трущую кулачками глаза, которые разъедает дым.
Потом я вижу дьяволов, которые срывают занавеску, закрывающую дверной проем, и с хохотом врываются в хижину.
Их тела сияют,