обязательно, – бурчу я ему вслед.
Знахари меня нервируют, тем более если это не старуха, а мужчина в расцвете лет. Чтобы он входил в мою комнату – да еще оставался со мной наедине, да когда я лежу в постели… Последняя мысль нервирует еще сильнее.
– А что такого? – спрашивает озадаченный Джордж. – Он тебя проведывал каждый час, с тех пор как ты здесь. Если сократим посещения до двух раз в день, это будет серьезным улучшением.
Я чувствую, как щеки заливает жар. Каждый час? Так это он на мне рубашку переменил? Мыл меня? Нет-нет, это та девушка. Боже мой, ну пожалуйста, это должна была быть она!
– Да просто нет необходимости, я себя отлично чувствую, – повторяю я, но Джон даже не смотрит на меня, а хмурится в сторону Джорджа. Потом поворачивается ко мне, слегка улыбаясь.
– Не спорь с духовенством.
И закрывает за собой дверь. Николас откидывается на стуле и пьет из своего кубка. Я жду какой-нибудь реплики, но он просто сидит, постукивая ногтем по кубку и разглядывая его содержимое. Наконец он произносит:
– Элизабет! До сих пор ты всегда была доброй и верной подданной короля Малькольма, так ведь?
– Да.
– И как таковая, ты подчинялась всем правилам и законам его королевства?
– Да. – После некоторой заминки я снова киваю. Куда он клонит?
– Независимо от того, считала ты эти правила справедливыми или нет?
Вот оно что.
– Да.
Он осушает кубок и передает его Джорджу.
– Как ты, быть может, знаешь, не все подданные короля Малькольма так же верны, как ты. Не все они подчиняются его правилам. Многие из них, в том числе я, верят, что эти правила несправедливы. Разве справедливо ни в чем не виновную девушку вроде тебя бросить в тюрьму и приговорить к смерти? Только за то, что у нее нашли те травы?
Травы.
Кажется, я не удивлена, что он знает о них. Он знает мое имя, ему также было известно, что я в тюрьме. Резонно ожидать, что он знает почему. И зачем эти травы мне были нужны.
А кто еще знает? Знахарь? Девушка? Джордж? Взгляд в его сторону это подтверждает: он отводит глаза, тщательно рассматривая собственные ногти. Снова мне щеки заливает жаром, и я опускаю голову, надеясь это скрыть.
– Ничего страшного, – говорит Николас, и его глубокий голос звучит удивительно тихо. – Не бойся, здесь тебя не обвинят. Никто здесь не желает тебя судить или же причинить тебе вред. Тебе ничего не грозит.
Ничего не грозит.
Он в тюрьме то же самое мне сказал – сразу как разделился передо мной начетверо, а потом собрался воедино и пустил на меня магию, чтобы подчинить своей воле. Мне этого хватает – сразу вспомнились сожжения, смерть, – хватает, чтобы я тут же вспомнила, кто мой враг. Дура я была, что хотя бы на секунду забыла. Дура… дурак… шут!
Я оборачиваюсь к Джорджу:
– Ты! А ведь ты не шут. Ты – реформист. Шпион.
Не могу понять, как я раньше не сообразила.
Джордж смотрит на Николаса, тот кивает.
– Ага. Это правда, – говорит Джордж. – Шпион. И