Макс Валсинс

Балканское колдовство


Скачать книгу

перчатку, словно рассматривая её в свете зажжённой свечи.

      – Мы оба знаем, что без нее ты – ничто, ведьма.

      Священник поднес свечу к перчатке. Ведьма издала протяжный крик и попыталась кинуться на священника, но ее ноги так и оставались будто вросшими в землю. Перчатка вспыхнула ярким светом. Седмира сделала последний отчаянный шаг вперёд, но её платье вдруг окуталось дымом, показались первые языки пламени. Лука почувствовал, как крест на его шее стал почти горячим.

      Седмира кричала – звук её голоса был наполнен нечеловеческим ужасом. Её фигура начала таять, платье превращалось в туман, а глаза – в пустоту. Через несколько мгновений она исчезла, оставив только холод и странную тишину.

      Отец Вук подошёл к Луке и положил руку ему на плечо.

      – Ты сделал правильный выбор, сын мой, – сказал он.

      Лука посмотрел на липу, под которой стоял, и почувствовал, как сердце наполняется покоем. Впервые за долгое время он почувствовал, что свободен.

      ***

      Вернувшись домой, Лука почувствовал, как тяжесть прошедших событий свалилась на него всей своей мощью. Его квартира встретила его тишиной: книги на полках, недописанные листы на столе и пустая чашка на подоконнике – всё оставалось на своих местах, словно ожидая его возвращения. Не раздеваясь, Лука рухнул на кровать.

      Ему не снилось ничего. Не было привычного калейдоскопа образов, лиц или звуков. Только пустота, плотная и глубокая, как непроглядная ночь. Лука словно проваливался в неё всё глубже, пока время перестало существовать. Это был сон, который не приносил ни облегчения, ни тревог, только бескрайнюю, тяжёлую тишину.

      Когда он открыл глаза, в комнате уже был светлый утренний свет. Лука сел на кровати, протёр лицо руками и заметил, что в груди всё ещё тяжело. Однако эта тяжесть была иной, чем прежде: не страх, не напряжение, а что-то, похожее на грусть.

      Он встал, сварил себе кофе и сел за свой письменный стол. Лука вдохнул поглубже, пытаясь поймать ту привычную искру, которая заставляла слова оживать. В голове не было ничего – ни строчек, ни образов, ни даже случайных слов. Лука чувствовал себя так, будто внутри него образовалась пустота, занявшая место того неиссякаемого источника, из которого раньше лились его стихи.

      Лука отложил ручку, прислонился к спинке стула и закрыл глаза. Осознание пришло медленно, как весенний рассвет: он больше не может писать так, как раньше. Стихи, которые он создавал с помомщью Седмиры, были насыщены её тьмой, её магией. Теперь же, когда связь с ней разорвана, внутри осталась только его собственная душа, уставшая и израненная.

      Он был свободен, но эта свобода оставила его наедине с собой. Он больше может писать.

      ***

      Каждое утро начиналось одинаково: Лука просыпался, сидел на краю кровати и смотрел в окно. Он пытался заставить себя поверить, что вдохновение вернётся, что он просто устал.

      Но дни превращались в недели, а недели – в месяцы, и ничего не менялось. Все его попытки писать заканчивались разочарованием. Казалось, что слова, которые раньше легко складывались в строки, теперь ускользали, как вода сквозь