но уже сложенный как неправильный и бесполезный человек, испытывающий потребности лишь в пище, веселье и интригах. В школе Ася не имела друзей, боялась за себя постоять и шла на любые низости, не имея порога брезгливости. Она могла таить в себе зависть, обиду, зло, но априори была лишена возможности не то что разобраться в причинах возникновения подобного, а даже думать о том, что можно жить иначе. Маленькая ростом, пухлая девочка с узкими глазами и темными пушистыми волосами, она была бабушкиной любимицей с тех пор, как стала похожа на свою маму.
Крик петуха разбудил спящую у окна Зелиху. Она сняла с себя тяжелые ноги племянницы, что пинали ее всю ночь, и вышла босиком во двор. Стоило ей присесть на бетонные ступеньки, вытянуться, как тростник, как у ворот остановился старый фургончик. Зелиха побежала в дом, залезла в большой материнский халат. Тем временем было слышно, как хлопнула дверь машины.
– У нас гости, мам! – пытаясь разбудить женщину, гладила ее по спине Зелиха.
– Прогони кто бы там ни был! – пробормотала женщина – Какие гости в такую рань?.. – громко зевнула она.
– Вы дома? – донесся из прихожей голос дяди с его режущем слух акцентом.
– Ва-ай! – наконец оторвала мать голову от подушки. – Это же мой брат! Иди ставь чайник! – в спешке поднимаясь с постели, сказала она.
Зелиха вышла из спальни.
– Зелиха? – удивленно окинув девушку взглядом с ног до головы, выронил худой и высокий мужчина с густой черной шевелюрой на голове и подбородке, в старой одежде, испачканной копотью.
– Дядя Мустафа… Хотя в такую рань никто другой к нам и не заваливается… – улыбнулась она.
– Ты посмотри, как моя козочка выросла! – удивился он, снимая резиновые сапоги с обсохшей сыплющейся грязью и навозом на подошве.
– Ай! – выбежала женщина. – Да ты заместо солнца сегодня! Не снимай обувь, родной! Проходи! Хи-и! Ты что там опять навез? – заметив крошечный пакет с мясными отходами, висящий у него на пальце, восторженно спросила она.
– Все свежее! С моей бойни!
«Как будто она твоя… грязный рабочий!» – подумала Зелиха, пораженная материнским гостеприимством. Они прошли на кухню.
Ущипнув дочку за бок, женщина кивнула ей на печку, тем самым указывая немедля приготовить еду и накрыть на стол. Девушка вывернула пакет в миску, но ничего, кроме жилок, жиров и говяжьих почек, в нем не нашла.
– Обед, который мы заслужили – ужаснулась Зелиха.
– Что ты там бормочешь, дурная? Не видишь, человек торопится на работу? Шевелись давай! – грозным голосом сказала женщина, с улыбкой намазывая масло на хлеб. – Что бы мы без тебя делали, Мустафик… Свое сердце готов отдать мне и моим детям… – Нащупывая уголочек накинутого на голову платка, начала жаловаться женщина: – Ничего этот несчастный мне не оставил! Да будет проклят тот день, когда я вышла за него замуж! – имитируя плач, уткнулась она лицом в платок.
– Ой,