семьи купца второй гильдии Парамонова. Я так полагаю, что вас по революционной амнистии освободили и вы по каким-то жизненным обстоятельствам оказались здесь. Что касается солдата третьего пехотного полка Ерохина Федора Алексеевича, то он с перерезанным горлом найдет две недели назад в одном из переулков города, и я так думаю, что горло ему перерезали вы, тем самым ножиком, которым только что пытались прирезать меня.
Прекратив мычать, Крендель, поднялся, сел на стул и опустив голову уставился в пол.
– Я все правильно сказал? – поинтересовался ротмистр.
Крендель кивнул.
– Не слышу громкого и четкого ответа.
– Да, господин следователь! – в ужасе вскричал Крендель, увидев, что ротмистр встает.
– Жить хочешь?
– Хочу, – сглотнув набежавшую слюну признался Крендель, – а что для этого надо ?
– А что ты умеешь, – усмехнулся ротмистр, – людей резать?
– Могу и зарезать, если надо.
– Зарежешь, будет у тебя такая возможность.
– Что будет с Крюком?
– А он тебе нужен?
– Вдвоем сподручнее: один на шухере, другой в деле. Крюк в любую щель пролезет.
– Оставлю подручного, – согласился ротмистр, только поговорю с ним сперва.
Крюка, необыкновенно тощего, и по этой причине имевшего криминальную профессию «форточник» уговаривать не пришлось. Для скрепления соглашения, провели акцию.
В «последний коридор», находящийся в подвале тюрьмы, выводили заключенных виновных в убийствах офицеров и грабежах, зачитывали приговор, Крендель и Крюк стреляли, фотограф снимал. После этого, Крюк и Крендель подписали бумаги, что являются агентами контрразведки и участвовали в расстреле большевистских подпольщиков. В заведенное дело добавили фотографии расстрела, настоящие имена и клички уголовников, приобщили солдатские книжки. Закончив с бумагами, ротмистр попросил:
– Макар Афанасьевич, поработайте над этими, надо, чтобы они выглядели убедительно.
– Слушаюсь ваш благородие, – ответил вахмистр.
Как следует избив, Крюка и Кренделя уволокли в камеру. Ночью заключенных стали тройками выводить. Камера пустела, снизу доносились глухие, похожие на выстрелы звуки.
– Шлепнут, – нервно расхаживая сказал матрос. В камере кроме матроса оставались немногие; Крюк, Крендель, Цвелев и еще несколько смахивающих на дезертиров солдат.
– Посмотрим, – ответил Крендель.
– Клинкин, Ерохин, Стелькин, лицом к стене, руки назад, – скомандовал вошедший в камеру надзиратель Нечипоренко.
Степанчук небрежно стянув запястья сказал:
– Готовы.
– На выход.
Пройдя по коридору, Степанчук открыл решетчатую дверь и пропустил заключенных на полутемную лестницу. Нечипоренко с наганом в руке спускался следом.
– Не ерзать, – окликнул он, заметив, что похожий на подростка солдатик странным образом выворачивает руки.
– Ой, мама, – вскричал Крюк и упал Нечипоренко