как мы до изнеможения предавались любви на пляже, где познакомились. И вскоре я обнаружила, что лежу совершенно голая на огромном, от стены до стены, ковре лососевого цвета, а Бурак лежит на мне.
Потом пошел снег.
– А вот и я! Сто тыщ часов не могла решить, какое вино взять. Кладовая Садыка – настоящий винный погреб. Слишком…
Селин не договорила. Увидела нас – бок о бок, коленка к коленке – и замолчала. Наше общее прошлое висело над нами тяжелым облаком, и кто знает, может быть, моя племянница обладала достаточно чувствительными сенсорами, чтобы засечь присутствие этого облака и ощутить, что ей здесь не место. Селин сделала еще два шага, поскользнулась, издала сдавленный крик и едва не грохнулась плашмя. Бурак вскочил на ноги, чтобы подхватить ее. С его штанин разлетались брызги. В этот самый момент бутылка вылетела из руки Селин и упала в море. Все мы рассмеялись. Потом Бурак закатал брюки до колен и залез в воду, а мы с Селин наградили его аплодисментами. После этого происшествия о висевшем над нами облаке было забыто. Мы скрутили косячок. Ночь шла своим чередом.
А потом я снова не смогла уснуть.
Взяла с тумбочки телефон, набрала номер Уфука. Писать ему сообщения я уже давно бросила. Он их даже не читает. Может быть, и в самом деле все кончено. Однажды Уфук сказал мне: Нур, иногда действительно бывает слишком поздно. Это было в тот вечер, когда мы говорили о ребенке. Ему нужна была маленькая копия его самого, человечек, которого он водил бы за руку к пристани и показывал отходящие пароходы. Его дух обрел бы бессмертие в новом молодом теле. Мне тоже хотелось бессмертия, но другого. Как там говорил Платон? «Что подобает вынашивать душе? Разум и прочие добродетели». Я хотела писать книги: стихи, рассказы и романы. Жаждала вселить душу не в тело ребенка, а в свои произведения – и в них обрести бессмертие. Удалось ли мне одолеть премудрость Платона – весьма сомнительно, а что касается брака, тут я точно осталась в неуспевающих. Да и может ли брак считаться браком, если его целью не является продолжение рода? С антропологической точки зрения – нет. Кроме того, с антропологической точки зрения мы с мужем поменялись ролями. Женщина хочет писать книги, мужчина – стать родителем. Но ведь это женщина, связанная с землей, с почвой, должна плодиться, а мужчина, устремленный в небо, – создавать. Если бы мы играли по этим правилам, Уфук не ушел бы. Точно? Как будто мало того, что я столько лет морочила ему голову, все откладывала и откладывала на завтра, на послезавтра вопрос о ребенке, а потом… Тому, что я сделала, нет прощения. Знаю.
Потеряв надежду, я положила телефон назад на тумбочку. Надела купальник, накинула кимоно, висевшее на крючке за дверью, и босиком спустилась вниз. В большой прихожей, куда выходили двери комнат первого этажа, никого не было. На мозаичный пол падал свет из витража над входной дверью. От камней веяло прохладным безмолвием. Бабушка была в «кабинете задумчивости», как она называла это место. Сквозь матовое стекло смутно виднелась ее маленькая голова