капал с карнизов, булькал в водосточных трубах и струился между отполированными до блеска булыжниками мостовой, то и дело собираясь грязными лужицами, похожими на небольшие зеркала. На Монмартре дождь казался каким-то особенно унылым, мрачнее, чем где-либо еще в Париже. Это было просто водяное опустошение, отчаяние, превратившееся в воду.
Мадам поднесла чашку к губам, собираясь отхлебнуть еще немного кофе и, бросив напоследок обиженный взгляд на улицу, вперевалочку подошла к мягкому креслу у окна, где проводила большую часть своего времени и откуда было хорошо видно все происходящее на улице. Она с кряхтеньем опустилась в кресло, подоткнула юбку, пристроила поудобнее подушечку, которую обычно подкладывала под спину, затем взяла со стола очки в железной оправе и принялась листать газету.
Как и все парижские консьержки, мадам Лубэ была постоянной и благодарной читательницей газет. Наспех пробежав заметки о землетрясении в Японии, резне в Индии, революции в Перу, войне на Балканах, перешла к более интересным вещам. Прочла первый абзац статьи о Всемирной выставке, которую собирались устроить в 1889 году, то бишь через четыре года, и ради которой хотели выстроить огромную железную башню прямо посреди Парижа.
Железная башня – ну это уж слишком! Раздраженно передернув плечами, мадам раскрыла страницу со светской хроникой. Обычно при чтении бульварных сплетен в ее воображении возникали роскошные гостиные или фойе консерватории, где в кадках растут раскидистые пальмы, а учтивые аристократы в вечерних костюмах и их изысканные дамы в платьях из тафты с длинными шлейфами и перчатками до локтя грациозно вальсируют под великолепную музыку или просто прогуливаются и ведут умные беседы.
Однако этим утром светские новости оказались на редкость скучными. Опустив газету на колени, консьержка достала из кармана передника четки. Губы сами собой зашептали «Богородице…», а ход мысли стал постепенно замедляться и вскоре остановился совсем. Голова упала на грудь, а подбородок уперся в шаль на груди. Старушка заснула.
Когда она проснулась, дождь прекратился. Бусинки воды время от времени срывались с карниза, но в сером облачном небе появились огромные голубые лоскуты. Мадам уже собиралась возобновить прерванную молитву, когда с улицы донесся грохот приближающейся повозки. Раздвинув занавески, она увидела, как из остановившегося фиакра, опираясь на короткую трость, выходит бородатый господин в черной шляпе и сюртуке.
– Мими, ты только глянь, карлик! – охнула она, разглядывая приближающегося посетителя, а затем посеменила к двери. – Да, господин?
Незнакомец учтиво снял шляпу, и мадам отметила его короткие волосы, аккуратно расчесанные на пробор.
– Вы не могли бы показать мне квартиру со студией? В объявлении на стене вашего дома говорится, что она сдается? – попросил незнакомец.
– Конечно, господин… – кивнула консьержка, прикидывая, что в нем не больше четырех футов росту. Вежливый, он смотрел