в дверях с Рашу, согнувшимся под тяжестью стола для рисования.
– Черт побери! – заворчал тот, опуская стол на пол и выпрямляясь. – Ты что, нарочно выбрал студию на четвертом этаже? Ты бы уж сразу на вершине Вандомской колонны обосновался, что ли… Или, может, тебе просто нравится карабкаться по лестнице?
Все еще тяжело дыша, он направился к кушетке у окна и рухнул на нее. С минуту сидел, озираясь, сложив огромные руки на коленях.
– Отличное место, – кивнул он наконец. – Северный свет и все такое…
– Тебе правда нравится? – Анри сел рядом. Ему очень хотелось взять друга за руку, однако он помнил, что студенческий этикет категорически отрицает любое проявление эмоций. – Спасибо, что помог достать катафалк.
Рашу лишь отмахнулся, а затем снова окинул взглядом комнату и с кряхтеньем поднялся с кушетки.
– Ладно, пойду я. Там, внизу, еще куча вещей.
Он направился к двери, и тут лестницу огласили возмущенные вопли. Анри поспешно вышел на площадку.
– Пожалуйста, потише! – взмолился он, перегибаясь через перила.
– Представляешь, этот недоносок Гози позволил себе нелестно отозваться о моей знакомой! – выкрикнул в ответ Анкетен, находившийся двумя этажами ниже. – Он обозвал ее старой ведьмой.
– И это чистая правда, – отозвался Гози из-за мольберта, который тащил наверх. – Все консьержки – старые ведьмы, а его подружка была консьержкой.
– Да, была, – попробовал оправдаться Анкетен. – Но при этом она оставалась настоящей красавицей. Обычно я спускался в каморку к своей крале, когда ее муж отправлялся развозить уголь. – Он опустил на пол складную ширму и свесился через перила, глядя сверху вниз на своего оппонента. – Иди сюда, – это уже походило на вызов, – и я покажу тебе, как называть Эмили старой ведьмой. Ты, тупой бабуин, никогда не спал с такой женщиной. Ты бы видел ее груди! Они были… они были словно выточены из мрамора!
Гози же лишь презрительно фыркнул в ответ. Всего неделю назад он нашел прощальное послание от очередной пассии, которое на сей раз было приколото к его выстиранной рубашке, а потому пребывал в скверном расположении духа.
– Да эта твоя Эмили, она была такой же, как все они! Старой каргой с обвисшим животом и сиськами до пупа!
– До колен! – поправил Лукас.
– Не, она на них сидела! – пробубнил Гренье из-под плетеного кресла, которое нес на голове.
– Она спотыкалась о них при ходьбе! – оглушительно загромыхал Рашу, сбегая по лестнице.
Молодые люди расхохотались. Двери квартир то и дело открывались, из квартир выглядывали жильцы, заинтригованные царящим на лестнице буйным весельем.
– Ради бога, заткнитесь! – чуть не плакал Анри с площадки верхнего этажа. – Ведь мадам Лубэ может услышать…
Она действительно все слышала и была тронута до глубины души подобной заботой о ее женских чувствах. Художники и в самом деле не блистали манерами и воспитанием, но он был совсем не таким, как они…
По пути в студию