продолжалось до того момента, когда Эйлин, то есть мадам Боуден, не решила поддаться «погибели двадцатого века» и не заказала телевизор. Я была на кухне, готовила ей обед (припущенный лосось с беби-картофелем), а когда вынесла поднос в гостиную, то увидела мужчину, входящего в парадную дверь.
Поднос выпал из моих рук, и я застыла.
– Ох, извините, дорогая, я стучал, но дверь была открыта, – сказал он, с трудом втаскивая тяжелую коробку.
Я продолжала молча пялиться на него, уговаривая себя довериться собственным глазам. «Это не он, – мысленно повторяла я. – Это не он». Немного придя в себя, я принялась убираться, но руки у меня тряслись так сильно, что мужчина в конце концов предложил мне помочь. Я же была в таком шоке, что не могла даже посмотреть ему в глаза.
На следующий день мадам Боуден попросила меня протереть пыль в ее кабинете – маленькой комнатке на втором этаже, выходящей окнами на улицу. Кабинет был оклеен прекрасными обоями в цветочек, у окна стоял письменный стол, а стены закрывали стеллажи, полные книг, будто в библиотеке.
– Пришло время для хорошей весенней уборки, – заявила мадам Боуден. Она велела снять с полок все книги до единой и каждую протереть от пыли тряпкой.
– Но не слишком мокрой! – предупредила она и дала сухое полотенце, чтобы стереть остатки влаги с книг.
Казалось, это займет уйму времени, но постепенно я выработала методику. Я снимала все книги с одной полки и раскладывала их на полу, на старой простыне, потом садилась, подкладывая под колени старую подушку, тщательно протирала каждую книгу. Некоторые казались очень старыми и грозили рассыпаться от любого прикосновения. Другие были написаны на языках, которых я не знала. Должно быть, мадам Боуден хорошо образована, с завистью думала я. У меня с книгами не ладилось… Ну ладно, не совсем так. Я нервничала при виде книг всегда, сколько себя помню, будто они таили в себе какую-то угрозу. Я предпочитала разбираться в людях. С ними почему-то было проще, чем с книгами. Моя мама научила меня понимать, что представляет собой человек, даже до того, как он что-то скажет.
Вот, к примеру, мадам Боуден. Я знала, что она боится впасть в маразм, а потому так злится на весь мир. Я знала, что моя мама переживает глубоко внутри такую боль, что у нее не хватает слов выразить ее. И наконец, я знала, что англичанин за окном влюблен в женщину по имени Изабель.
Долгое время мне казалось, что все так умеют, и лишь когда друзья начали злиться из-за того, что мне известны их секреты, я поняла, что это мой уникальный дар. Или проклятие. Впрочем, настоящим проклятием было то, что, влюбившись в будущего мужа, я потеряла способность читать его мысли. Люди говорят, что любовь слепа, и в моем случае это было больше чем просто правдой. Я не знала, что внутри него кроется такая жестокость. Да он и сам, должно быть, об этом не подозревал, иначе я почувствовала бы это, не так ли? Отчего он так переменился? Дело во мне? Я сделала что-то не так?
«Думаешь, ты особенная, а?!» – ехидно орал он.
Так