хотел выглядеть неудачником. Именно этого все от меня и ждали (включая меня самого). Ведь если никто тебя не воспринимает всерьез, с чего ты сам будешь относиться к себе серьезно?
Я винил во всем отца и не испытывал по этому поводу ни малейших угрызений совести. Самое первое воспоминание – с оттенком предательства, когда он велел мне встать перед всеми и выступить с моим новым игрушечным микрофоном. Было Рождество, к нам пришли его приятели. Я спел пару песен, – не помню уже, что именно, но помню, что он хохотал, почти рычал, как волк. Он был мертвецки пьян. Гости тоже рассмеялись, и мои щеки так пылали от стыда, что я едва ощущал, как по ногам потекло горячее.
– Он обоссался! – прохрипел отец и от хохота повалился со стула.
Не помню, что было потом; наверное, пришла мама и спасла меня. Однако с того момента все считали меня плаксой, слишком чувствительным. Хуже того, моя сестра Люсинда, не успев вывалиться из материнской утробы, уже была готова к борьбе. Отец уважал ее. Да что там, она немного пугала всех нас. Из-за нее за мной окончательно закрепился статус паршивой овцы.
Пока я не нашел то самое письмо Розенбаха.
Внезапно я превратился в баловня судьбы, внезапно оправдались все часы, просиженные за книгами, весь недополученный мной витамин D. Я так много времени проводил в библиотеках, что люди полагали, будто я работаю там, – и в конце концов я и сам начал думать так же. Самообман достиг критического уровня в момент, когда я принялся рассказывать другим сотрудникам, как нужно выполнять их обязанности. Моя мать, узнав об этом, пришла в ярость.
– Сколько денег я потратила на твое обучение! А ты, паршивец, не сдал ни одного экзамена!
Эти деньги ушли на оплату курсов в Лондонской школе букинистики – по моему мнению, на благое дело. Благодаря им у меня была профессия, пусть даже никто, кроме меня, не считал таковой чрезмерную любовь к редким книгам.
И все же я никогда не пытался быть вроде… Ну, в общем, я не Индиана Джонс. Люсинда как-то сказала, что авантюризма во мне не больше, чем в ведре. Ну и кто теперь ведро, а?
Я рассмеялся: выпивка явно дала мне в голову. Неделями я бродил по Халф-Пенни-Лейн в поисках зацепки, которая хоть как-то намекнула бы на существование искомого книжного магазина. Хоть малейший след, хотя бы тень!.. Но все впустую.
Пока в мою жизнь не ворвалась эта девушка.
Откуда она взялась? На меня смотрели самые пронзительные голубые глаза из всех, когда-либо мной виденных. Я даже попятился: она казалась рассерженной, но спустя мгновение стало понятно, что нет, не рассерженной, а испуганной. Кожа белая-белая, но на круглых щеках проглядывал румянец. Длинная обесцвеченная челка не смогла полностью скрыть неприятный синяк под глазом. Будто ангел, спустившийся с небес в трудный час.
Хотел бы я поговорить с ней еще, но что я мог сказать? Вам не встречался позабытый богом книжный магазинчик? Возможно ли, что ваш дом поглотил его? Не хотите ли поужинать со мной?
Когда она захлопнула окно и отвернулась, все еще