вернула. Он помог Эльвире снять демисезонное пальто, сдал его в гардероб. Затаённо улыбаясь, подтвердил свой интерес:
– Очарован, рад знакомству!
Эльвира одета скромно – не для ресторана: юбочка—плиссе, серый югославский джемпер. Павел подвел её к столику, начал знакомить с друзьями. Одного из мужской компании представил братом – художником Александром. Светские разговоры мужчины вели, перемежая их призывными тостами о дружбе, любви, о верности… Ей не забывали наливать шампанского. Компания для Эльвиры непривычная, ей было лестно находиться среди четырех солидных мужчин. Она вслушивалась в разговоры, поддерживала тосты, так и не заметила, как стали наливать коньяк. Уже опустели соседние столики, а компания продолжала веселье. Александр, наклонившись к Эльвире, шепнул: «Он – Ваш». Наконец, стали прощаться. Эльвире вызвали такси, но Павел не отпустил её…
Откровенность рассвета рассеяла по комнате тяжелую сонливость, вырывая из полумрака неряшливо разбросанные вещи. Эльвира сидела на кровати, съежившаяся и взъерошенная, рассматривала убранство комнаты. Было зябко и нестерпимо грустно, вот так сидеть в чужой комнате. Время от времени Эльвира бросала взгляд на соседнюю кровать. Мужчина, разметавшись, лежал на ней наполовину прикрытый одеялом. Вчера он для неё был кумиром.
Ночью она ушла от него, осторожно высвободившись из объятий, и до рассвета сидела, боясь шевельнуться. Не было сил ни сожалеть, ни радоваться. Он чему—то улыбался во сне. Эльвира тоже улыбнулась. «Все будет хорошо!» – но чувствуя, что краска стыда не сходит с лица, она не успокаивалась. Она знала, что наступить должен тяжелый момент, который предстоит еще пережить – встреча с Ним. Он и Она теперь были другими. Какой будет эта встреча?. Обхватив колени руками и, упершись в них подбородком, Эльвира ждала.
Он все также спокойно спал, не чувствуя ни её взгляда, ни её трепетного ожидания. Подслеповатый портрет Есенина, вчера скорбно смотревший на неё, сегодня пошленько подмигивал. Её настораживали все безделушки, которые попадались на глаза. Все хихикало и осуждало её. Натюрморт, написанный умелой рукой, выглядел убого. Были теперь ясно видны несмелые мазки, грубые и незаконченные очертания предметов. Понимая, что она готовит себя к худшему, не зная, чем больше заняться, она встала. Не найдя возле кровати обуви, ступая босыми ногами, подошла к столу. Стол был завален книгами, посудой. Не заинтересовавшись ни одним из лежащих на нем предметов, она прошлепала по всей комнате. Плакат, склеенный из газетных вырезок, трубил о мужской силе и ловкости. Её вспугнул шорох.
Она подошла к его кровати, села. Он не открывал глаз, но Эльвира поняла, что Павел проснулся. Положив голову ему на грудь, она ждала слов. Твердый шепот уводил её от дум и страхов.
– Иди ко мне! Ну же, иди ко мне!
– Нет, нет, – твердила она, пряча лицо в ладонях.
– Мне пора уходить. Что ты скажешь мне?
Но, он продолжал звать её, не слушая