по воде в часть Йавали, – пилит рукой воздух Китаец Порфирио. – Здесь будем в четвелг, к полудню, сеньол Пантоха.
– Порядок, отправляйтесь на погрузку и ведите себя как следует, – прощается Панталеон Пантоха с группами. – А вы, Китаец и Чучупе, зайдите на минутку ко мне в кабинет. Поговорить.
– Еще пять девушек? Замечательная новость, сеньор Пантоха, – потирает руки Чучупе. – Как только вернемся из поездки, я вам их достану. Легче легкого, от желающих отбоя нет. Я же говорила, мы становимся знаменитыми.
– Очень плохо, нам не следует выходить из подполья. – Панталеон Пантоха указывает на плакат, гласящий: «В закрытый рот муха не влетит». – Я бы хотел, чтоб ты привела десять кандидаток, я сам выберу пять лучших. Вернее, четырех, потому что одна, я полагаю…
– Ольгита, Блазильянка! – Китаец Порфирио лепит в воздухе пышные формы. – Блестящая идея, сеньол Пан-Пан. Это плоизведение искусства плинесет нам славу. Вот съездим – и вмиг отыщу ее вам.
– Найди тотчас же и веди сюда. – Панталеон Пантоха краснеет, у Панталеона Пантохи меняется голос. – Пока Сморчок не прибрал ее к рукам. У тебя еще целый час, Китаец.
– Ну что за спешка, сеньор Пантоха. – Чучупе укладывает мармелад, сахар, печенье. – Пожалуй, и я взглянула бы на личико прелестной Ольгиты.
– Замолчи, любовь моя, не надо больше об этом думать. – Панта беспокоится, Панта разрезает картон, малюет на нем, вешает на стену. – С этого момента в нашем доме раз и навсегда запрещается говорить о распятом ребенке и о сумасшедших «братьях». А чтобы и вы, мама, не забыли об этом запрете, я вешаю плакат.
– Счастлива видеть вас снова, сеньор Пантоха. – Бразильянка ест его глазами, Бразильянка изгибается, наполняет все вокруг ароматом духов, верещит. – Так вот какая она, знаменитая Пантиляндия. Столько о ней слышала, а представить не могла.
– Знаменитая что? – Панталеон Пантоха вытягивает вперед шею, Панталеон Пантоха подает стул. – Садитесь, пожалуйста.
– Пантиляндия, так люди называют это. – Бразильянка раскидывает руки в стороны, Бразильянка сверкает выщипанными подмышками, заливисто смеется. – И не только в Икитосе – повсюду. О Пантиляндии я слышала в Манаосе. Странное название, наверное, от Диснейляндии?
– Боюсь, скорее от Панты. – Сеньор Пантоха оглядывает ее с головы до ног, сеньор Пантоха оглядывает ее справа и слева, улыбается, становится серьезным, опять улыбается, потеет. – Но ты ведь не бразильянка, ты перуанка? По крайней мере по разговору.
– Я родилась здесь, а прозвали Бразильянкой за то, что жила в Манаосе. – Бразильянка садится так, что юбка задирается еще выше, Бразильянка вынимает пудреницу, проводит пуховкой по носу, по ямочкам на щеках. – Но, сами знаете, все возвращаются на землю, где родились, это как в вальсе.
– Лучше сними ты этот плакат, сыночек. – Сеньора Леонор прикрывает глаза. – Мы с Почитой, как только увидим «Запрещается говорить о мученике», так ни о чем другом не можем говорить весь божий день. Ну и выдумаешь ты, Панта.
– Что