смотрели жёстко и решительно.
– За Русь-матушку нашу православную радейте! Гонцов шлите мне часто с вестями разными и поручениями. Следите зорко за делами у соседей наших, в орде, такоже. Ордынский хан Ахмат глубоко увяз сейчас в войне с Крымом и турками. Все дела их ратные сейчас нам на пользу идут. Ослабнут тартары, пока они решат свои дела, будет мир с ними. Мы окрепнем, покорим богатый Новгород. И тартар одолеем, – князь весело глянул на присутствующих. – Прощаться будем, после полудня отбываю. Мне матерь свою надо успеть повидать, благословление её получить перед отъездом, да и Великую княгиню – жонку с дочерьми повидать желаю перед походом своим.
Иван Васильевич поднялся, направился к двери. Остальные тоже встали, но остались на своих местах, чтобы обдумать дальнейшие согласованные действия, распределить между собой обязанности.
В тереме жены Ивана Васильевича всегда ждали, он был здесь желанен. Государь вошёл в горницу, и застал там всё своё семейство. С переездом сюда Софьи терем стал другим. Здесь всё стало обряжено по вкусу византийскому на европейский манер. Стены были обиты золотой парчой, потолок затянут небесно-голубым сукном, тем же сукном, только с узорами и с золотой каймой, застланы были скамьи.
– Свою прежнюю жону в монастырь отправил. Выписал Византийскую жонку. Дружбу с западными соседями заиметь надобно, быть с ними в добром пожитьи и приязни, дабы не взирали они на нас, яко на диких азиатов. Сам римский папа невесту сыскал для меня, племянницу последнего византийского императора Константина Палеолог. После венчания с Софьюшкой наследником Византийской империи я себя именовать стал. Повелел герб московский с поражающим гидру Георгием Победоносцем объединить с двуглавым орлом – древним гербом Византии. При венчании нашем на мне шапка Мономаха была с бармами, присланными из Константинополя самим византийским императором. Отныне Москва стала наследницей Византийской империи. Я отныне – «царь всего православия», а церковь московская – преемница греческой церкви. Правда теперешний папа, бают, нас восточными «схизматиками» кличет, – Иван Васильевич усмехнулся. – Рим думал руку на нас наложить, ведаю я про то. Не дам Московию православную под руку его католическую!
Он опять обвёл взглядом хоромы своей жены.
– А всё никак не могу привыкнуть к убранству терема Софьюшки, как чужой я здесь, – размышлял, морщась, Иван Васильевич. – Пять лет, как венчан и царствую, а привыкнуть к моде иноземной не в моей мочи пока что. Даст Бог, даст Бог! Зато Софьюшка почёту более мне прибавила среди моих князей, да и иноземных тоже, легче будет собрать всех их в единый кулак.
Навстречу ему выбежала старшая его любимица-дочка Елена. Обхватив своими маленькими ручонками его ноги, обутые в высокие сапоги, она, задрав вверх личико, на котором блуждала счастливая улыбка, возбуждённо лепетала:
– Тату, тату пришёл!
От детского прикосновения, от искренней детской радости на душе стало спокойно и светло.