на кухонной полке, на три четверти заполненный белым рисом.
– Вижу.
– Так вот, я купила эту банку еще в студенческую пору. Каждый раз, когда я заводила нового любовника, я бросала в нее рисовое зернышко, и смотри на результат! Благо, в ней еще осталось место: передо мной как минимум добрых два десятка лет, как раз заполню до края, – непринужденным тоном сказала она.
Я растерянно смотрел на нее, пытаясь понять, шутит она или нет. Тогда она расхохоталась таким смехом, что из ее глаз брызнули слезы, и долго не могла остановиться. Я так никогда и не узнал, какая доля правды была в сказанном, но подозревал, что она определенно присутствовала.
Малин с первых дней нашего знакомства называла меня «сынок». С тех пор, как я в последний раз слышал это слово в свой адрес, прошла целая вечность, и теперь оно звучало для меня очень странно, но я не сопротивлялся. Своих детей у нее не было, и иногда я чувствовал ее боль, но она всегда умело отшучивалась и переводила тему. «Если бы у меня были свои дети, вряд ли бы мне захотелось вытирать сопли чужим. Я бы прожила эгоистичную жизнь мамочки, обожающей своего отпрыска, у которой не остается времени ни на что другое. А так я полезна обществу: помогаю людям отдохнуть от маленьких монстров, о которых они так мечтали и на которых у них порой не хватает сил. И мне приятно, и им полезно. Разве плохо?»
Мало-помалу мои отношения с Малин перешли из формальных в дружеские, и она стала для меня по-настоящему родным человеком. Я часто засиживался у нее, когда приезжал забирать дочерей, с упоением слушая рассказы о былых временах. Она любила показывать фотографии мест, где побывала, в деталях описывая свои путешествия. Я восхищался ее феноменальной памятью, способной спустя годы хранить названия улиц, на которых она жила, и номера автобусов, которыми ездила. С пожелтевших снимков ее альбомов на меня смотрела очаровательная блондинка с головокружительной улыбкой.
– Хорошо, что я тебе гожусь в матери, и грудь у меня висит до пупа. Встреть ты меня лет сорок назад, ты бы точно в меня влюбился! – как-то сказала она мне, заливаясь своим задорным, бросающим вызов годам смехом. Я засмеялся в ответ, соглашаясь, что, скорее всего, так бы и случилось.
В то субботнее утро я зашел в залитую утренним светом гостиную и, не дожидаясь приглашения, сел за стол. К привычному запаху специй и лакрицы, которыми всегда пахло в доме у Малин, примешивался аромат свежезаваренного кофе.
– Несмотря на то, что старухам положено рано вставать, я, между прочим, иногда тоже люблю поваляться в постели. Так что тебе повезло, что я уже на ногах и даже успела сварить кофе. Будешь?
– Когда я отказывался от твоего кофе?
– Ну, выкладывай, – сказала она, ставя на стол две полные кружки.
– Что выкладывать?
– Что у тебя стряслось?
– Я же сказал, все хорошо, просто приехал пораньше.
– Просто