покатал желваки на скулах, но сдержался:
– Все нормально, товарищ генерал-лейтенант? Не били?
– Не успели, – проворчал Федосеев, по-хозяйски забираясь в кабину. – Поехали, поехали! А то стоим, как это самое…
В военный городок в прошлые наезды Седлецкий не попадал – тут служил надежный Мирзоев. Теперь он с любопытством вглядывался в растущие на глазах постройки. Городок за мостом уютно стоял в седловине между двух невысоких хребтов. С гор бежал, впадая в реку, мелкий ручей, деля территорию военного городка почти на равные части. По берегам ручья был разбит пихтовый парк с беговыми дорожками, плацем и спортивной площадкой. С одной стороны парка подковой, повторяя изгиб хребта, стояли ладные двухэтажные домики для офицерских семей, с другой – поднимались казармы, бетонный куб штаба дивизии и технические ангары. Дорожки с побеленным бордюром, клумбы в плетеных оградах, подрезанные деревья у штаба – все выдавало аккуратность, хозяйственность здешних начальников. Солдаты, выпрыгнув из машины, не разбрелись, как стадо, а построились и ушли четкой шеренгой, в такт отмахивая загорелыми кулаками.
В офицерской столовой Федосеева и Седлецкого угостили овсяной кашей, заправленной крохотными порциями подсолнечного масла. Открыли банку говяжьей тушенки. Пообедали бывшие пленники и беглецы с аппетитом, не отказавшись от стакашков с разбавленным спиртом.
Если гости и разглядывали стены, увешанные картинами на батальные сюжеты. Солдаты в старой форме штурмуют перевал… Всадник, похожий на Лермонтова, скачет в дым боя. Казаки в папахах переправляются на лошадях через кипящую горную реку… Не все в картинах удовлетворило бы взыскательный вкус – и перспектива пошаливала, и с анатомией у автора были разногласия. Но зато горы, свет речных долин, фактура камня были переданы мастерски.
– Дембель один оставил, – сказал Лопатин. – Я как узнал, чем он в свободное время занимается… Освободил от нарядов и караулов, послал в город за красками. И сказал: сиди, парень, рисуй. Это твоя главная служба. Так он два года и рисовал. В клубе панно заделал – не хуже Кукрыниксов! В художественное училище поступил. До сих пор письма пишет…
– Выходит, ты меценат, Лопатин? – сыто отдуваясь, спросил Федосеев. – Вот из-за таких меценатов одному в армии лафа, не служба, а другому – через день на ремень.
– Может, оно и правильно, – задумчиво сказал Седлецкий. – Не можешь рисовать – ходи через день на ремень. Таланты, Роман Ильич, беречь надо. Их у нас и так достаточно передушили.
Федосеев, кажется, обиделся, потому что довольно резко встал, скомкал салфетку и позвал начальника штаба дивизии, угрюмого болезненного подполковника:
– Пойдем, хозяйство покажешь… Поглядим, какие вы тут еще художества развели!
Седлецкий не спеша допил компот, подмигнул Лопатину:
– А мы чем займемся, Константин Иванович?
– О моральной обстановке в части я и говорить не хочу… Пустое дело, Алексей Дмитриевич! Скажите там, в Москве, что нам не комиссаров