цвета. Шкафчики и полки сияли никелем, граненым мороженым стеклом. А Юрик в темно-вишневом смокинге, при черной бабочке, с тореадорскими баками и усами в ниточку смотрелся картинкой.
Народ разошелся. Только в углу за столиком попивала коктейли пара алкашей, угощаясь солеными орешками. Да еще рядом с Толмачевым у стойки маялся пожилой носатый субъект в тесноватой молодежной курточке.
– Их бы к нам, в Москву, – сказал Юрик, дыша в бокал и яростно полируя его полотенцем. – Мне-то хорошо – не заработаю, так украду. А вот соседи мои, пенсионеры… Оба воевали, а потом строили светлое будущее… Они последний хрен без соли доедают. Эти бастовать или голодовать не пойдут – по дороге кончатся.
– Брат у меня там, – сказал носатый, глядя в рюмку. – Родной брат… Давно ему говорю, идиоту: мотай со своих гребанных югов! Мотай! Зарежут козла… Ну, вот он и досиделся… Квартиру не поменяешь – нет ушибленных, а бросить жалко. Да, зажали нашего русачка, вусмерть зажали. Как вы полагаете, уважаемый, этот бардак долго протянется?
Толмачев, выбирая с блюдца орешки, ничего не ответил.
– Вусмерть зажали… Зелеными флагами машут. Независимость… Вы там, случайно, не были?
Отмалчиваться было неудобно, и Толмачев нехотя ответил:
– Нет. Не пришлось.
Хотя мог бы рассказать и о площади Чор-Минор, и о самом городе, где эта площадь находилась – о прекрасном городе, который недаром назвали Парижем Средней Азии. Месяц назад Толмачев ездил туда в командировку. Местные товарищи попросили разобраться с крупной партией отравляющих веществ, захваченных на базе одной тергруппы. Крепко там всполошились – думали, что у них под носом действует неконтролируемый канал. То ли из Афганистана, то ли из Китая. Пару дней Толмачев трудился, как пчелка, над анализами, спектрограммами и образцами. И успокоил доказал, что сильнодействующее ОВ, ни в каких каталогах не обозначенное, – родное, сработанное в кустарных условиях, чуть ли не в кастрюле-скороварке.
Судя по остаткам некоторых реагентов, каталитический процесс был организован так, что ОВ готовилось при нормальной комнатной температуре и без сложного возгонного оборудования. Сырьем, как выяснилось, служил тез-юган из семейства зонтичных, обильно растущий на окрестных альпийских лугах. Вещество на основе тез-югана вызывало сильнейшие ожоги кожи, слизистой и дыхательных путей. Умная голова работала, профессионально восхитился тогда Толмачев. Я бы этой голове патент выдал на изобретение. Выдадим, мрачно пообещали местные коллеги. Найдем и выдадим. А потом оторвем эту умную голову.
Кстати, недавний визит грабителей в квартиру Толмачева связан был, весьма похоже, с его командировкой в среднеазиатский Париж. Юношей, бросивших отмычку в замке, оперативники разыскали чуть ли не в тот же вечер… Грабители все и рассказали. Нанял их представительный мужик в светлой тачке. Сказал, что хозяина квартиры несколько дней не будет дома. Что хозяин, мол, украл у него интимную тетрадь. То есть, дневник. И хочет шантажировать. За дневник обещал деньги.