что ж, – хлопнул себя по коленям Седлецкий. – Чувствую, мы договоримся. Остается лишь уточнить способы связи.
– Об этом позже, – встал бородач. – Мы пока уйдем. А с вами останется наш человек. Не обижайтесь, придется связать. Для вашего же душевного спокойствия. Саид!
– Мне это не нравится, – помрачнел Седлецкий. – Вы злоупотребили моим доверием!
– Готов принести нижайшие извинения, – наклонил голову Наби. – Но сначала постараюсь убедиться, что моим доверием не злоупотребили вы.
Не так прост мальчик, подумал Седлецкий. Тем хуже для него. Умные нам не нужны. Сами умные…
9
В медленном, горячем и вонючем поезде Акопов осознал, как легко работается дома. Не надо было напрягаться, вспоминая слова совсем чужого языка. Не надо было постоянно помнить о чужих обычаях. В Бахрейне, например, он однажды из-за этих обычаев чуть не сгорел. Обратился на улице к женщине с каким-то нормальным вопросом. Нормальным для московской улицы. Женщина-то была одета совсем по-европейски. Но на Акопове был клетчатый палестинский бурнус. А борода подстрижена в кружок, как у шейха из пустыни. И его приставания к незнакомой женщине, пусть и не с праздным вопросом, оценивались однозначно.
Здесь в поезде не надо напрягаться. Ехали они с Юсупом и Назаром в разных концах плацкартного вагона, не поддерживая, так сказать, даже визуальной связи.
Рядом с Акоповым расположился небольшой табор среднеазиатских цыган-люли. Глава семейства, пожилой добродушный пузанок с усами раджи, едва поезд тронулся, пристал к Акопову с предложением скрасить дорогу бутылочкой сладкого вина. Покочевряжившись из вежливости, Акопов принял предложение. Хоть и удивился: цыгане с чужими не пьют. Значит, меняются обычаи… Хозяйка проворно достала по первому знаку мужа лепешки, зелень, холодное мясо, конфеты. Цыганята завертелись и зажужжали вокруг конфет. Мать цыкнула – ребятня исчезла.
Разговаривали Акопов с хлебосольным цыганом на том узбекско-таджикском смешанном наречии, который обжил хребты Зеравшана и Байсунтау и который понимают все от Нукуса до Хорога. Цыган плакался, что старший брат зажал жигуль. Покупали его вскладчину, теперь он брату не нужен, поскольку тот недавно приобрел волгу.
– Совсем бандит! – стучал цыган по столу черным пухлым кулаком. – А у меня семья, сам видишь. Старший уже большой – на чем мальчику ездить?
И Акопов тоже плакался – на нехорошего начальника, настоящего бая, который не дает продохнуть, загонял по командировкам. Никак не хватает времени закончить строительство дома. И денег не хватает. Хоть и хороший навар получается у экспедитора, но что с того навара остается… Сам знаешь – тому дай, этому сунь. С удовольствием импровизировал Акопов, с деталями. Так они плакались друг другу, пока не опустела бутылочка, пока не закружили вокруг поезда вечереющие предгорья с размазанными пятнами солнечных ожогов по склонам.
Наконец, сморило цыгана. Акопов пошел умываться в залитый водой туалет с незакрывающейся дверью. Умылся и увидел у двери Юсупа. Тот лениво обмахивался журналом «Муштум»,