лишением премии.
– Ну и хитрый ты, Ибрагимович, – возмущался Верцанов, на что Вали с улыбкой отвечал, – сами виноваты, что я вам неправильно предписание написал?
Пил Вали по-чёрному, после сильно болел и очень боялся умереть. Больной, пока не опохмелиться, твердил одно и то же: – Ой, улямен, улямен! Из всех ИТР он больше всех каялся, что не член партии.
– Говорили же мне, вступай, Вали, а Вали жалел денег, – ругал он сам себя. Глядишь, получил бы втык по партийной линии и остался на свободе. Начальник партии курил и, смеясь, говорил: – А я уже список составил, чтобы по нему мне всё жена приготовила, когда попаду в камеру. Что-то отберут. Но что-то должны и оставить. Главный инженер тоже не отставал от начальника: – Мне за моих невест должны скосить, как ты думаешь, Иван? – спрашивал он начальника. Как ни как, а четыре дочки что-то да значат, не каждый способен на это, а, если учтут трёх дочерей у первой жены, то, думаю, это будет мне большим смягчающим обстоятельством. Старший прораб, что тоже был рядом, говорил: – у меня смягчающих обстоятельств нет. Одно утешает, чем раньше и посадят, тем раньше выпустят.
От этих разговоров Вали чуть не плакал мы, что ли эту штольню взрывали?
– Мы, не мы, а отвечать нам и тебе, как тэбэшнику, нервно смеялся начальник.
– Не понимаю я ваш смех сквозь слёзы, – злился Вали.
– А что нам остаётся делать? Предложи что-нибудь другое.
– Нам сейчас не смеяться надо, а выработать всем одну версию взрыва, отстаивать её и всем дружно защищаться.
– От кого, Вали? Пока нас официально с работы не сняли, пока нас ещё официально ни в чём не обвиняют, проговорил главинж, подождём. Посмотрим, что решит комиссия, хоть я уверен на все 100 %, что председатель получил цу от министра – разобраться и наказать виновных, а ему не скажешь, что и он сам виноват во многом. Он пообещал к следующему съезду партии отрапортовать о разведанном месторождении, а слово – не воробей…
А между тем, выявленных нарушений было не счесть, всё, что до поры до времени не замечали, или делали вид, что ничего страшного нет, сейчас скрупулезно учитывали, фиксировали и отражали на бумаге. Когда об этих нарушениях узнали от комиссии, то Иван Барабанов, смеясь, заявил: – Выходит, что я до этого только тем и занимался, что бесчисленно нарушал, а не работал, да меня за всё это судить нужно, сажать, а мне предписывается устранить всё это в кратчайший срок. Где же были все эти вышестоящие товарищи, что позволяли нам допустить все эти упущения? Да нам легче начать проходку новых штолен, чем всё это править и доводить до нормальных кондиций!
– Иван, – успокаивал его неунывающий Верцанов, – всё устранимо, говори спасибо, что работы прикрыли и не требуют метров, а дают заниматься устранением и ремонтом. Вот если бы мы и план давали и устраняли, то да, тогда бы ты всплакнул. За это время мы хоть выработки приведём в божеский вид, вентиляцию подшаманим, а там, как говориться, с богом вперёд. Ведь мы доработались до того, что в штольни зайти