который понимает, как нанимать работников и имеет средства их оплачивать, имеет контакты с оптовыми покупателями, знает, лучше ли продать зерно само по себе или смолотое в виде муки – учитывая издержки на переработку, следит за севооборотом и… И многое, многое другое, о чем я скорее всего и не догадываюсь. Виктор, если не занимается всем этим самостоятельно, наверняка держит управляющего, а я…
Все равно обидно.
Вот разбогатею и выкуплю все обратно! Пусть не в этом году, пусть потом, но непременно разбогатею, назло ему!
Я топнула ногой. Опомнившись, фыркнула сама над собой. Детский сад, штаны на лямках. Для начала надо разбогатеть, так что пошла-ка я садом заниматься. И стоило отметить в своем ежедневнике – который я завела и старательно прятала ото всех – выписать из матушкиных документов координаты тех, с кем она вела дела, сбывая выращенное и продумать, как с ними связаться. Это только сейчас кажется, будто может подождать, а потом хоп – и осень на носу.
И только я успокоилась, как увидела, что Петр выволакивает из каретного сарая повозку, а Виктор выводит из конюшни мою лошадку, и вместе они начинают запрягать ее.
Руки зачесались взять кочергу, угрожая ею, отобрать у мужа упряжь и заявить, что если земли порознь, то и к лошадке пусть руки не протягивает, а топает домой пешком, увязая в снежном крошеве, в которое превратилась по теплу дорога.
Что-то ткнулось в мои лодыжки. Мотя, кто бы это еще мог быть. Кот затерся о мои ноги, громко мурлыча.
Я не выдержала, рассмеялась. Присела погладить его.
– Говоришь, нечего уподобляться?
Мотя поставил передние лапы мне на колени, заглядывая в лицо.
– Ах ты подлиза. – Я вспомнила еще кое-что. – И сводня.
Кот преданно смотрел мне в глаза не хуже собаки.
– И что ты в нем нашел, – покачала головой я. Выпрямилась. – Ладно, пойдем за лопатой.
Главное, этой лопатой не настучать кое-кому.
Все же есть своя прелесть в физической работе. Как бы я ни злилась на Виктора, помахав лопатой, успокоилась. Он – пусть и незваный, но все же гость в моем доме, и относиться я к нему буду как к гостю. Ожидая лишь, чтобы он соблюдал правила общежития, и ничего больше. Рано или поздно ему надоест и он уедет, а осенью мы окончательно друг от друга избавимся.
Я как раз закончила с деревьями и собиралась сходить в сарай за секатором, когда Марья нашла меня и погнала обедать. Парни сидели на лавке у дома, уплетая вчерашние пироги.
– Зашли бы вы в избу да поели по-человечески, – предложила я, но Михаил только отмахнулся.
– Неохота. Здесь хорошо, солнышко вон какое и птички. Да и засиживаться соблазна не будет, как зябко станет, так, значит, и пора вставать и снова работать. Быстрее закончим – быстрее деньги получим.
Я хотела было сказать, что надрываться тоже не стоит, но промолчала. Хорошо мне, барыне, советовать не надрываться. А для них эта пара змеек – деньги.
Для меня, к слову, тоже: средства таяли медленно, но неуклонно. Как и еда в погребе, что заполнил Виктор, но поскольку заполнил