ветру – такой же естественной и такой же захватывающей дух.
Собравшись с мыслями, как собирает свои силы река перед крутым поворотом, он наконец произнёс: "Благодарю за тёплый приём. Позволь узнать твоё имя, прекрасная девушка?" И его голос, обычно твёрдый, как скала, слегка дрогнул, выдавая волнение, которое он не мог скрыть, как не может гора скрыть свою вершину от солнца.
Девушка снова улыбнулась, и от этой улыбки весь мир вокруг словно преобразился – так преображается горная долина, когда из-за туч вдруг проглядывает солнце. "Меня зовут Шекер," – ответила она просто, и это имя прозвучало для Жылкыайдара прекраснее любой песни, что он слышал в своей жизни, сладче любой мелодии, что играли лучшие комузчи на праздниках его отца.
В этот момент, стоя у древнего родника, под сенью вековых гор, Жылкыайдар вдруг понял то, что знало его сердце с самого начала пути: его поиски завершены. Все эти недели путешествия вокруг Иссык-Куля были лишь дорогой к этому мгновению, к этой встрече. Судьба, мудрая и непредсказуемая, как сами горы, привела его в этот маленький аил, к этому роднику, к этой девушке, чьи глаза хранили в себе всё величие Тянь-Шаня, всю мудрость древнего народа, всю красоту этой благословенной земли.
Он смотрел на неё и видел в ней все свои мечты, все надежды, все предсказания старых аксакалов о той единственной, что предназначена ему самим Всевышним. И что-то подсказывало ему, что и она чувствует то же самое – так два горных ручья, текущих с разных вершин, неизбежно находят путь друг к другу, чтобы слиться в одну реку.
В юрте, куда Шекер пригласила уставшего путника, царил тот особый уют, который можно найти только в жилищах, где живёт настоящая хранительница очага. Войлочные стены, согретые дневным солнцем, хранили тепло, а из дымового отверстия лился мягкий свет, создавая причудливую игру теней на узорных кошмах. Пахло дымом очага, свежезаваренным чаем и ещё чем-то неуловимо домашним, от чего сердце начинало биться чаще.
Шекер двигалась по юрте с той особой грацией, что присуща только дочерям гор – каждое её движение было плавным и точным, словно часть древнего танца. Её руки, ловкие и нежные, как крылья горной куропатки, приготовили для гостя прохладную жарму – напиток, который кыргызы издревле подают уставшим путникам. В простой глиняной чаше, передаваемой из поколения в поколение, этот напиток казался драгоценнее любого золота.
Когда Шекер протянула чашу, их пальцы на мгновение соприкоснулись, и Жылкыайдар ощутил, как по всему его телу пробежала дрожь, подобная той, что бывает от удара молнии в горах. Это прикосновение, лёгкое как дыхание весеннего ветра, отозвалось в его душе подобно грому, эхом отражающемуся от горных вершин.
Он поднял глаза и встретился взглядом с Шекер. В её глазах, карих, как спелые орехи в рощах Арсланбоба, глубоких, как священные озёра в горах Тянь-Шаня, он увидел то, что искал всю свою жизнь, сам не зная об этом. В их тёмной глубине отражалась не только красота окружающего мира, но и что-то большее – словно