меня по плечу. – Хочешь завтра пострелять?
Вот вспомнил его наполненное радостью и энтузиазмом лицо – как сразу появилась улыбка. Знаешь, что есть в детях, чего нет у нас? Чувствительность и острое восприятие. Помню, как меня взбесила его радость, когда на глазах матери еще не высохли слезы. Тогда я недовольно посмотрел ему в глаза и сказал:
– Нет, папа, как-нибудь в другой раз.
Антракт
Шикарное, удобное мягкое кресло, красивый старинный стол, несущий на себе дорогой ароматный бренди, прекрасно обставленная комната с белыми стенами, ближе к потолку медленно принимающими кремовый окрас, несомненно, говорили о тонком вкусе изысканной женщины, которая никак не появлялась. Верджил Маккой, хромой герой войны, безрезультатно пытающийся сохранить в себе былой юношеский романтизм, внимательно разглядывал картины, ненавязчиво передающие прелести природы, далеких неизведанных просторов, окутанных ее дикой неистовой красотой. На фоне бурных эмоций, истязающих его душу, он хотел оказаться в одной из этих картин, желал забыться, убрав всю боль и вооруженные ядовитыми когтями мысли, которые беспощадно драли все его нутро. Все прекрасные визуализации со временем портились: деревья высыхали, синее небо становилось алым, а земля начинала проваливаться в бездонные недра ада.
За тяжелое послевоенное время Верджил прекрасно научился отвлекаться от угнетающих мыслей, но так и не смог освободиться: путь, который он считал пройденным, словно не имел конца. Каждый день, просыпаясь, перед его глазами мелькали призраки прошлого, в носу появлялось тяжелое зловоние давно умерших и разложившихся чувств и эмоций, не позволяющих ему воспринимать окружающий мир должным образом. Будучи человеком принципиальным и крепким, Верджила больше всего мучило именно осознание своей беззащитности.
Ему никак не удавалось найти берег в море отчаяния, в котором он находился постоянно. Единственной надеждой на некоторое понимание самого себя и происходящего внутри являлся Билл Маккензи, его старый друг, медленно превращающийся в единственного ненавистного для него человека.
Пурпурный шелковый халат, пара блестящих перстней на пальцах говорили о неуместном пафосе, который не должен был присутствовать после двенадцати лет разлуки друзей, переживших войну. Отзывчивая улыбка на лице Билла не давала покоя Верджилу, хранящему глубоко в себе тяжелую обиду, не позволяющую продолжить диалог.
Их встреча не началась со светского разговора, обмена любезностями или банальных разговоров о погоде и политике. Они оба, отлично осознавая огромные перемены, пытались найти давно потерянную точку соприкосновения.
После обмена рассказами друзья решили помолчать, ощутив совершенно противоположные эмоции. Гордость была активным компонентом действий у них обоих, однако лишь один из них имел моральное право смотреть на другого сверху: именно он воспринимал встречу как ментальную дуэль, необходимую для долгожданного успокоения.
– Тебе