что здесь даже нельзя стоять в полный рост, полусогнувшись, мужчины прошли до конца коридорчика. Слева и справа
были двери, за одной из которых находилась каюта в их распоряжении.
Куто, приличия ради, стукнул кулаком по той, что справа, и тут же
приоткрыл её.
– Прошу прощения! – поспешил извиниться мужчина, и Гайгер понял, что
их каюта находилась слева.
Сама каюта представляла собой настолько миниатюрную комнату, что в
ней даже стоя нельзя было развернуться двоим. В нормальных домашних
условиях это помещение могло бы сойти за расширенную кладовку, здесь
было так же тесно и темно.
– Ну что, маэстро, – глаза Куто блестели в темноте. – Ложись отдыхать!
Время-то как раз для отдыха есть.
Гайгер, глядя на вырисовывающиеся в темноте контуры койки, и впрямь
ощутил магическое притяжение и желание прилечь.
– А ты? – спросил музыкант, ощутив, как его тело откликнулось приятным
чувством от соприкосновения с ровной поверхностью, обещавшей часы
сна.
– Ну а что я? – очевидно, Куто улыбался в свойственной ему манере, однако темнота не позволяла видеть его лицо. – Я тебя в эту историю
втянул, дружище, так что хоть отдых этот тебе уступлю! Отдыхай давай!
Я подышу морским воздухом на палубе.
Сказав это, мужчина вышел из каюты, прикрыв за собой дверь. Гайгер
мог слышать, как шаги его спутника удаляются в противоположном
направлении. Музыкант осторожно лёг, проверяя, насколько местная
койка примет длину его тела. Странно, но в эти минуты спокойствия, в
кромешной темноте, нарушаемой гулом мотора судна и ощутимой качкой, скрипач сумел сквозь прикрытые веки восстановить в памяти убранство
своей квартиры, словно перенесясь обратно в свою гостиную. Впору было
бы вообразить свой диван, столь удачно вписывающийся в домашнюю
обстановку, но вместо этого перед глазами Гайгера возник злополучный
футляр, ставший темницей для своего содержимого. Музыкант не мог
лгать самому себе. После разговора с Куто, когда тот попросил о помощи, внутри него что-то изменилось. Днём ранее он носился с этим футляром, как с писаной торбой, а о том, чтобы силой взломать замок, не могло быть
и речи. Теперь же футляр приобрёл совершенно иное значение. Он стал
своего рода барьером, ограждающим Гайгера от чего-то сокровенного.
Неужели тоска по любимому инструменту могла вызывать все эти
эмоции? Впрочем, если задуматься, теперь за створами футляра
скрывалось нечто иное, ради чего Гайгер столь легко согласился
отправиться обратно – на другую сторону света.
Открыв глаза, скрипач вновь оказался в кромешной темноте каюты. Он
хотел было вытянуть перед собой руку, дабы проверить – насколько
всепоглощающая местная тьма, но этого ему сделать не удалось. Рука
сильно ударилась обо что-то, нависавшее над ним. Гайгер одёрнул руку, но тут же