передвигающую ноги женщину, которая медленно подошла к костру и спокойно уселась на бревно с лежащими на нём комбинезонами девчонок. Лишь только пламя костра отделяло Женю с Аликом от неё.
Старуха сидела прямо, подав вперёд свою отвисшую грудь, толстые полные колени угадывались под длинным красно-чёрным рваным и грязным платьем. Руки жилистые с крючковатыми толстыми пальцами как бы невзначай шарили вокруг неё по одежде, на которой она сидела. Лицо старухи злое и осмысленное, с глубокими чёрными морщинами на лбу и щеках, с сумрачным взглядом тёмно-жёлтых глаз, в которых застыла безысходность, уставилось на Женю.
– Какая отвратительная бабушка, – тихо сказал Алик. – Вроде даже и не бабушка, а пожилая женщина, и даже не пожилая, а так, в возрасте и не очень почтенном. Лет так пятьдесят – пятьдесят пять.
– Странно, что она вообще тут, – так же шёпотом ответил Женя. – И что значит не в почтенном возрасте? Ей, на вид, лет сто, если не в десять раз больше.
– Скажешь тоже, – возразил тихо Алик, —лет пятьдесят или того меньше. – И уже вполголоса обращаясь к старухе:
– Вы кто, женщина? И как тут оказались?
– Ты проклят! – вдруг громко, на весь лес, сказала старуха гортанным, каркающим голосом. – И тебе не спастись!
– Это она кому? – прошептал Женя, хотя отчётливо понял: старуха прокричала в его адрес. Его охватило чувство, что именно здесь и сейчас решится его судьба. Что он встанет на ту дорогу, которая приведёт его к успеху и славе. И он узнает всю правду о своём будущем. В нём появилась, стала расти и крепнуть уверенность, что жизнь его будет светлой и радостной.
Пламя костра сильно выросло, его языки взметнулись до небес. Гул гигантского пожара проник в голову Жени, яркие, кроваво-красные языки охватили его душу, заполняя её нестерпимым жаром. И из этого жара возник ослепительный, прозрачно-белый, бешено вращающийся шар. Внутри которого Женя увидел огромных размеров кристалл со многими гранями, и в каждой из этих граней появлялись и исчезали непонятные, тёмные, почти чёрные знаки, напоминающие странные письмена.
– Ничего себе полыхнуло, – воскликнул Алик, вскакивая от костра и тут же падая лицом в костёр от удара по голове горящим поленом, вылетевшим из пламени. А старуха спокойно опустила руку, кисть которой была испачкана углями и сажей горящего дерева, и вновь уставилась на Женю, сидевшего без движения и с ужасом смотрящего, как тело друга охватывают языки пламени.
– Ты проклят! – повторила старуха каркающим голосом. – Я бы отдала всё, даже жизни своего народа, только бы остановить тебя!
– Что вы такое говорите? – всё так же тихо сказал Женя, с трудом разлепив пересохшие губы. – Я неделю как школу закончил, и Алик. Зачем, за что вы его?
– Умрут все, кого коснётся твоя жизнь, – глухо сказала старуха, – а наиболее близкие к тебе проживут отпущенное им в кошмарах и сгинут страшной смертью!
Старуха встала, и Женя увидел за ней Светку в серой, больничной, застиранной