в своё удовольствие да пивка попить. И угораздило их угодить в настоящий форменный штиль. А штиль без мотора – пиши пропало. И на вёслах не дотянуть, и подмоги ждать неоткуда, разве что чудом какой-нибудь круизный лайнер рядом проплывёт, ну так они и сейчас редко по нашим краям шарахаются, а тогда и подавно.
Так вот провели они на своей шхуне неделю в открытой воде. Страшно представить, что там с ними происходило. Пиво, думаю, кончилось быстро, вода питьевая тоже, а без неё дня два в себе ещё можно быть, а потом голова отключается, а за ней медленно начинает отключаться тело. Друг Палтуса не справился, силёнок организму не хватило, погиб. А Палтус здоровенный бугай был, сильный, может, и воду у друга отнял, кто его разберёт. Ну так вот, выжил он – его полуживого прибило к берегу километрах в сорока южнее города, оттуда его в больницу сразу, вы́ходили.
И вот вроде как вернулся он – а вроде не он, или даже он не вернулся, это как посмотреть. Только одно могу сказать наверняка: с тех самых пор Палтус лишился рассудка, выжил из ума, как говорят. Слетел с катушек. Это произошло как-то вдруг, незаметно и тихо. Его часто видели на пирсе с двумя бутылками пива, одну он сразу выливал в море, дружка, видать, угощал, вторую пил сам, сидел, смотрел на воду и говорил сам с собой, бормотал что-то, иногда смеялся, потирал бороду, кивал головой. Он перестал за собой следить и вскоре совсем опустился, ходил в грязной одежде, исхудал. Из сильного, самоуверенного мужчины он превратился в тихого помешанного старика, безобидного, но отталкивающего и жалкого.
Палтус продолжил рыбачить, но теперь он ходил в море исключительно один, никого не брал в свою лодку, ни к кому не присоединялся. Мужики поначалу жалели его, звали с собой, но потом поняли, что бесполезно, и махнули на него рукой. Однако, несмотря на своё помешательство, Палтус всегда привозил богатый улов, зачастую лучший улов во всём городке. Сначала рыбаки посмеивались над ним, но очень быстро смеяться перестали, стали поговаривать, будто есть у него секрет какой-то, который само море ему раскрыло в ту злополучную неделю.
Однажды вечером Палтус зашёл к нам в гости, принёс свежепойманной рыбы, которую сразу же вручил мне. Иногда он заходил к отцу, всегда стучал едва слышно, очень осторожно, садился за стол и сидел с нами до позднего вечера, потом односложно прощался и уходил. Смысл этих приходов не был ясен ни мне, ни отцу, но мы жалели его и не возражали против этих визитов. Но в этот раз отца дома не было. Мы застыли в дверях друг напротив друга: я в ожидании его ухода, он в какой-то нерешительности, вид у него был потерянный. Дурацкая ситуация затянулась, и я от отчаяния предложил ему чая. Он молча прошёл на кухню.
В ожидании, пока вода закипит, я достал печенья, нарезал балыка нерки и сел напротив нежданного гостя-чудака. Неожиданно Палтус заговорил – могу смело сказать, это был первый раз за долгое время, когда я услышал от него складную, длинную речь. «Знаешь, мальчик, – сказал он хриплым голосом, который от долгого молчания скрипел, как несмазанная дверь, сказал чуть слышно, глядя