какой-то кухонной служанке пойти поглядеть.
Она словно услышала его мысли – поглядела, как на дурачка, который пытается на спор в рот кулак засунуть.
– Ты с кухни?
– С кухни, с кухни. Кто, ты думаешь, дворцовые тарелки вылизывает так, чтоб блестели?
– Значит, не с кухни, – вздохнул Тиль.
Потянулся почесать спину – вздутые полоски больше не зудели, но щекотали кожу тонкие струйки нагревающейся и тающей мази, стекая на поясницу. По ладони немедленно хлопнули, испачкав запястье этой самой мазью. Тиль поднёс к носу, принюхался. Мать такое не использовала, и знакомые ему лекари – тоже. Пахло едко, пряно и холодно, словно творожистую субстанцию сотворили из талого снега.
– Это вообще что?
– «Слеза богини», – подсказала девчонка, и у Тиля глаза полезли на лоб.
– Это то самое неприлично дорогое средство, которым мажут свои прыщи богатейшие люди наших земель? Одна капля которого способна чуть ли не оживить мёртвого, если он ещё не помер окончательно? За одну каплю которого можно стадо коров купить и винный погреб в придачу?
– Ага. Чувствуешь себя важной персоной? Кому бы ещё «Слезой» лечили следы скучнейшей порки.
– Ты либо стащила это и совсем без мозгов, – качнул головой Тиль то ли восхищённо, то ли потрясённо: нет, до такого даже он бы не додумался. – Либо взяла по праву, и тогда я вообще не знаю, кто ты, в конце концов. И тем более – с чего тебе о моей спине печься.
– Да плевать мне на твою спину, – снисходительно фыркнула она, забирая с одеяла плошку и легко поднимаясь на ноги. – Зря тащила таз, фу, теперь обратно нести. Я-то думала, ты тут умираешь лежишь, истекаешь кровью и стонешь в потолок… Плевать мне на твою спину, по большому счёту. Я не о тебе думаю. Хотя ты ничего так, мы бы подружились с тобой.
«Если бы тебе, – имела она в виду, – не надо было вскорости помирать». Очень мило, действительно. Тиль смотрел, как она задувает свечи, ставит плошку в таз, берёт его под мышку деловито, привычно. Нет, она не кухонная девка, она прислуживает кому-то вот по этим всем мелочам – принести воды для умывания, застегнуть пуговки на манжетах, а то, не приведи богиня, высокородные господа не справятся.
– Да не может быть, – сказал вдруг Тиль. – Погоди, ты же не ему прислуживаешь? Он кретин, но не признать девку в этом твоём дурацком маскараде…
– Ты не нарывайся больше, – посоветовали уже от двери. – Это мало кому позволено, и ты пока не в их числе.
6
Адлар
Первый пожар вспыхнул на закате. Адлар увидел серое марево, поднявшееся над горизонтом, ещё раньше, чем гонец из дальних деревень добрался до дворца. Дым всё поднимался и поднимался, вливался в густые синие сумерки, поедал звёзды и перья лёгких осенних облаков. Пахло дождём, землёй и гарью. Даже не гарью – жжёной бумагой. Письмами, которые тлеют в камине. Записками с мольбами, которые жгут в недрах храма. Листки кукожатся в металлической чаше, скрипят, умирают.
Адлар слушал гонца, заикающегося светловолосого мальчишку,