впился пальцами в цепи и проглотил крик, который растёкся по нутру чем-то тяжёлым и горячим, а затем брызнул из глаз. Представилась почему-то мать – наверняка сидит и ревёт, и сестра, и мелкий, и псина эта дурацкая, что вечно под ногами мешалась. А он ведь обещал матери, что поможет, что справится, старший ведь, никого другого нет, вот и не надо ей крутиться, он покрутится за неё.
Вот и покрутился.
Больше Тиль не кричал – только стирал пальцы о металл.
5
Тиль
– Не ори, – первым делом шепнули ему в ухо.
Тиль и не думал орать – ему, в конце концов, заткнули рот куском одеяла, бесцеремонно, неумело и довольно противно. Вместо этого он состроил легко читаемую гримасу: «Что, собственно, происходит?»
В темноте различить удавалось только огромные блестящие глазищи, сощуренные в попытке то ли приглядеться, то ли пригрозить. Но вот глазищи отдалились, убралась со рта ладонь, позволяя выплюнуть сухое, пахнущее чем-то травяным одеяло. Вспыхнул один огонёк, второй, и Тиль уверенно заявил:
– Девчонка. Ого.
Существо, застывшее с тонкой свечой в руке, явно пыталось выглядеть мальчишкой, но у мальчишек таких пухлых и миленьких лиц не бывает. Тиль кое-как уселся на постели, стараясь не тревожить спину, пригляделся и довольно повторил:
– Да, точно девчонка.
– Смотрите-ка, не слепой. – Подсвечник стукнулся о стол рядом с загадочной глиняной плошкой, которой там не было, когда Тиль засыпал. И круглого таза не было, и сладковато-едкого запаха, щекочущего нос.
Девчонка замерла на миг, а потом залезла на стол сама, одним лёгким прыжком, уставилась на Тиля, по-птичьи склонив хитрющее лицо, и сказала:
– Теперь понятно.
И что это ей, интересно, понятно?
– Понятно, – сказала она опять, – почему на тебя Его Величество так бесится.
– Характер потому что козлиный у Величества? – вежливо предположил Тиль, усаживаясь так же, как она – наклонившись вперёд, руки спрятав под задницу, как любят сидеть дети, когда им что-то ну ужас как интересно, а приблизиться нельзя.
Она оценила – улыбнулась, выпрямилась. Тиль повторил – и улыбку, и сел прямее, но не сдержался – наморщил лицо, когда задела исполосованную спину ткань рубашки.
– Не поэтому, – возразила девчонка и спрыгнула со стола. – Ты наглый, упрямый и живой, и этим его с ума сводишь. Сними рубашку.
Она уже закрутилась – принесла стул, переставила на него таз, подвинула ближе к кровати, засучила рукава, оказалась подле не шевельнувшегося Тиля, заглянула ему за спину с любопытством сумасшедшего лекаря, из тех, которые могут вскричать: «Батенька, какой перелом, это же у вас все кости наружу, прелесть какая!» – и цокнула языком:
– Сразу видно, Дамин работал. Бородач такой, да? У него рука лёгкая.
– Лёгкая?! – поперхнулся Тиль.
– Ага. Крови нет. Его сменщик, Сатур, такой прыщ на ножках, тебе и пятью ударами бы мясо наружу выпустил. Он свою работу ужас как любит. Ну, ты разденешься уже или