вымолвил он.
Вера вздрогнула и обернулась.
– Что ж, я никогда не хотела, чтобы меня оценивали как домохозяйку, – усмехнулась ему в тон она.
– В тебе предостаточно других достоинств, – сказал он ласково.
Вера принялась шинковать капусту на щи; капуста из-под ножа разлеталась по всей кухне.
– Я все приберу, – улыбнулась она. – Я ужасно неловкая, вы правы.
Ларионов прошел в кухню и сел, наблюдая за ней с удовольствием.
– Я и мечтать не мог – отведать щей, сваренных тобою, – сказал он тихо.
Вера улыбалась, кромсая капусту и откладывая отходы, чтобы забрать их потом в барак для друзей – она уже давно не стыдилась «общепитовского кодекса». Ларионов наблюдал за ее сосредоточенными действиями, и ему и трогательно, и вместе с тем тяжело было видеть Веру, рачительно припасавшую ошметки.
– Я рада угодить вам, – сказала Вера, и он не заметил никакой иронии в ее словах.
– Вера, – вдруг сказал он вкрадчиво, – ты не хочешь приходить и заниматься тут хозяйством?
– Отчего вы так решили? – Вера вспыхнула и замешкалась.
Ларионов смотрел на нее пристально, и она отвела взгляд.
– Мне так показалось. Я не хотел бы неволить тебя, – сказал он, и его голос стал глухим.
Вера поспешно закидывала капусту в бульон.
– Вам показалось, – сказала она спокойно.
– Ты стала часто меняться и работать по ночам вместо Полины, – не выдержал Ларионов.
Вера долго мешала щи. Ей хотелось броситься к нему и сказать все, что ее мучило все эти годы; ударить его за непонимание; расплакаться от боли, которая ее глодала с тех пор, как он ушел. Но Вера не могла…
– Вы здесь ни при чем, – ответила она мягко, чтобы не вызывать в нем лишних умозаключений.
– В чем же тогда дело, Верочка? – спросил Ларионов, и Вера заметила нетерпение в его голосе. – Что с тобой происходит?
Вера повернулась к нему; и в ее глазах против воли заблестели слезы, которые она всеми силами старалась подавить.
– Мне надо многое обдумать, – сказала Вера словно самой себе. – Мне кажется, что иногда человек подходит к какой-то важной черте, сам того не понимая. И в этот момент происходит какая-то мучительная душевная работа. Я даже не могу объяснить… Это морок…
Ларионов смотрел на нее пристально и знал, что она не высказывала своих важнейших переживаний. Он знал, что Вера не хочет говорить с ним о том, что ее заботило, и что даже под давлением она не выдаст свои истинные мысли. Ларионов понимал это с грустью, потому что чувствовал, что повинен в том, что Вера стала такой закрытой.
Вера быстро прибиралась в кухне, пока дозревали щи, стараясь заглушить нахлынувшие слезы. Она собирала с пола кусочки капусты, глубоко дыша – по опыту в тюрьме и на этапе она знала, что это помогало остановить нарастающую истерику.
Вера старалась вытащить из печи тяжелый горшок, но от неопытности и волнения делала это неловко. Она никак