из дома, пожалуйста! Мне нужно закрывать дом. У нас с Ивашкой, ещё много дел.
– Нет у тебя никакого жениха! – сказал Нахал, ухватив девушку одной рукой вокруг пояса и усаживая её к себе на колени, – Я твой жених, единственный и неповторимый. А если ещё, кто на тебя позарится, то я его рас-с-с, и всё!
– Отпусти меня, – закричала Маруся, вырываясь из объятий Нахала, – Я сейчас буду кричать. Ивашка, сбегай и позови Асташку. Он должен быть дома. Зачем вы сюда пришли без спроса?
Парёнёк вскочил и рванулся к выходу, но Дурбай схватил его за шиворот рубахи, а затем, вытащив походную верёвку, которую всегда носил при себе, уложил Ивашку спиной на лавку, и привязал к ней. Маруся тоже попыталась вырваться из объятий Нахала, но тщетно.
– Кричи громче! – ухмыляясь, промолвил ей Нахал, – Люблю послушать, как забавно кричат хорошенькие девушки, особенно, когда имеют дело со мной впервые. А ещё больше, люблю наслаждаться, когда они беспомощно, подо мною стонут.
– Смотрю, я здесь кажется лишний, – промолвил Дурбай, – Пойду, пособираю дань с владельцев стругов*.
– Ты что, войти в долю не хочешь? – Нахал кивнул на Марусю.
Дурбай отрицательно помотал головой.
– За что же они тебе обязаны заплатить? – спросил Нахал, стараясь удерживать вырывающуюся Марусю.
– Как за что? За их «охрану» например! – ответил Дурбай, – Им легче заплатить мне пару дирхем* ни за что, чем ждать от меня ещё какие нибудь непонятные остиши*.
– Тогда, собирай сразу и на мою долю. Видишь, мне теперь, возможно, придётся содержать ещё одну, очередную кумай*, – сказал он вслед уходящему Дурбаю, а потом, вскрикнув от боли, заорал, – Ах, так ты ещё и кусаться? Ну, сейчас я тебе устрою!
Он уложил девушку на край ложе грудью и животом вниз, но так, что её ноги остались стоять на полу. Затем Нахал поднял ей задние полы юбки и припал своим расстегнутым пахом к её орке*. Прижав её руки своими, он стал делать размеренные движения взад-вперёд задней частью своего туловища.
– Отпусти. Мне больно, – кричала Маруся, но на Нахала её крики совсем не действовали, и остановить его уже не могло ништо. А вскрики девушки, теперь напоминали её громкие всхлипы и стоны.
А тем временем Бек-Тут, проникнув в голубятню, рассматривал голубей, посаженных в отдельные клетки. Он действительно знал толк в голубях и теперь отбирал самых здоровых и сильных. В каждой клетке, необходимо было выбрать по одному голубю. Выбрав их визуально, он достал из своей походной сумки четыре берестяных записки небольших размеров. Вчерашним вечером он сам наносил на них мелкими буквами совершенно одинаковые, короткие тексты. Потом он достал четыре тонкие верёвочки, и ещё раз развернув скатанную в трубочку одну из записок, внимательно полюбовался на её текст. А в них было написано следующее:
Катта* нойонам* урусов*, аль-яшир*.
Хан Тохтамыш идёт войной на ваши земли. Встречайте достойно.
Ваш преданнейший друг, Сабан.
Бек-Тут