их обоих! А потому, за них особенно не волновался. Вечером в стан вернулся Дурбай, с почти полной, набитой деньгами сумкой. Он высказал намерение, поделиться ими и с самим Бек-Тутом.
– Ты где их взял? – спросил у того, чуждый к излишествам эмир*.
– Собрал у корабельщиков за охрану, – ответил Дурбай.
– А когда и кого ты успел здесь поохранать? – спросил его Бек-Тут.
– Самим своим присутствием, получается так, что мы их охраняем, – ответил Дурбай, – А за охрану, надо платить! Разве я не прав? Может возмёшь меня к себе бакаулом*? Лучше меня, ты нигде не сышешь!
Бек-Тут молча, нехотя отмахнулся от него рукой. Что с этого Дурбая возьмёшь? Юлэр*, он и в Африке юлэр*!
– А где ты потерял Нахала? – спросил эмир*, в дополнение к ранее уже сказаному.
– Нигде не терял! – с недоумением, пожал плечами Дурбай, – Когда я оттуда уходил, он «сказку делал былью»! Нахал превращал эту смазливую девчёнку в полноценнейшую зрелую женщину. А потому, куда он нахрен денется с урусовского околотка*? Насладится молоденькой бабой вдоволь, а до утра приползёт сюда. Ему что, в первый раз, что ли?
– Ещё один юлэр* на мою голову, – пробурчал себе под нос Бек-Тут, – Только в десятикратном размере.
Между тем, Нахал сидел связанным в зиндане*, под уйнингом* урусовского торговца и здешнего старосты над купцами Никифора, дочь которого, он сегодня обесчестил. А наверху в горнице, купец Никифор, с сыновьями Карпом и Авмросимом, обсуждали, как дальше поступить с «пленником», и выходить из создавшегося положения. На полу, поджав ноги и обхватив их руками, сидела, до сих пор ещё не пришедшая в себя Маруся. Её раненого парня Астаха, родственники унесли домой, а потому, никто из здесь собравшехся не знал, что с ним теперь. Зато Никифор, уже точно знал, кем является обидчик его дочери. Положение казалось безвыходным. Если бы это сделал обыкновенный простолюдин, здесь всё было бы ясно и понятно. Никифор бы передал обидчика, джандарам* городского вали*, а те своё дело знали. Особенно, если им ешё, и бакшиш* приплатить. А здесь, целый царский кешиктен*! Он не то, что отвечать, да ещё за обиду какого-то уруса* не будет, но ещё и Никифора с его дочерью виновными сделают, как уже не раз бывало с его, купца, знакомыми. В лучшем случае, этот подонок заберёт её к себе в кумай*, а в худшем, Марусю украдут какие нибудь «неизвестные», и сгинет она неизвестно где и навсегда. Второе, было даже более вероятным. Поэтому, для подобных случаев с инородными девушками, здесь существовали неписаные порядки, «тебя насилуют, а ты терпи и молчи», да кроме родных, никому не говори. Родным, тоже лучше помалкивать и никому про этот позор не рассказывать. У таких девушек потом, остаются лишь призрачные надежды, что вдруг появится понимающий возлюбленный, который не посмотрит на твою порочность, и может быть, жениться. Но при появлении выродка, и об этом нужно было забыть. Его мать, в отсутствии собственной вины, после произошедшего, становилась изгоем на всю жизнь.
– Кто