Мамая. Мы с ним соплеменники.
– Ах, так ты мне ещё и почти кержак*! – обрадовался, услыхав сказанное Хула, – Уважаю киятов*. Вы наши самые близкие братья ещё со времён Покорителя вселенной*. Неуважаю, и даже презираю, одного лишь Мамая. Это не кият*, это неправильный кият*. Он сеял смуту среди нас, ордынцев*. Он бездарно профукал урусам* туфанги*. По его «милости», мы теперь должны у них это оружие отвоёвывать, не имея такового у себя. Неизвестно, сколько наших славных эмиров* и аскеров* сложат головы теперь под стенами Москвы.
– Ладно, хватит хулить покойника, – перебил его Балтабай, – И так всем известно, что Мамай был хунукдан*, эшакдай ужар*, безмозглый куйкор и конченый така*. Да и разговаривать нам потише не мешало бы. В этом тораке* большая часть прислуги урусы*, а мы про грядущую войну с ними чирикаем. Упаси господь, кто-либо услышит. Ты мне лучше вот что скажи, Салим. Мы у твоего саида* уруса сможем на жительство остановиться? А то в караван-сарае* нас клопы с блохами сожрут.
– Насчёт прислуги, не беспокойтесь, – ответил Салимбег, – Они все, кроме своего родного, больше ни одного другого языка не знают. А насчёт остановки здесь на постой …! Ведь ваш эмир* говорил, что вы вскоре отсюда уедите. А где ваши лошади? Вы ведь не пешком сюда из самого Сарая* пришли?
– Остаёмся только мы двое, я и он, – Балтабай показал пальцем на Хулу, – Остальные завтра по любому уйдут. Мы же здесь пробудем, пока Тохтамыш не переправит своё войско на правый берег Итиль*, а отобранные у урусовских торговцев в Казане* корабли, не проследуют через нас к Хазарскому морю*. Вот остальные из нашего кошуна* и направляются в Казан*, чтобы захватить суда и помочь нашему царю* переправить войско. А лошадей наших, ваш вали* в ближайшем караван-сарае пристроил. Там их и покормят, и отдохнуть дадут. Вот такие брат дела получаются! Только смотри, чтоб об этом, ни одна блоха не узнала.
– Разумеется, – пообещал Салимбег, – Но я не совсем понял, куда это наш Великий царь*, да ещё и с войском проследовать хочет?
– Он за нами следом идёт изгоном* на Москву, – ответил Балтабай, – Москвачей* необходимо наказать за Саснак Кыры* и неуплату выхода*, а также кражу у нас самого страшного во вселенной оружия.
– Ладно, двоих я вас здесь устрою, не проблема, – успокоил кешиктенов* Салимбег, – А теперь давайте на посашок, как говорят урусы*, и спать. Я вас сейчас сразу и на лучшие места устрою. А эти, ваши, пусть кормят комаров на улице.
Салимбег подал каждому из своих собеседников по кубку, из которых обычно пьют лишь разбавленное вино, наполнил эту посуду на три четверти корчмой*. Для себя же взял аналогичный кубок, но заранее наполненный водой.
– У нас на посашок принято пить до дна, – сказал он гостям и с затяжкой опрокинул свой кубок. Хула с Балтабаем конечно уже знали, что корчма*, в отличие от вина, очень крепкий напиток. Однако, в том состоянии, в котором они на тот момент находились, им никак не хотелось уступать первенство