халате с мятой белой рубашкой, заглядывал в глаза жене и следил за малейшим движением её вибрисс:
– Да, Аидочка… Не беспокойся, Аидочка…
Сик транзит глориа мунди. Ржа и топор ест.
Шпонько дожидался меня в переговорной – скромно обставленной небольшой комнате в глубине нашего салона. Тут мы принимали клиентов и обговаривали самые щекотливые дела. Пока поговорили о погоде, радикулите и выпили по чашке знаменитого чая, подъехал Степан Дмитриевич Клюшкин. Бросив на спинку кресла долгополое кожаное пальто, патрон спросил, не здороваясь:
– А без меня не могли обойтись?
– Могли, Степан Дмитриевич, – покладисто сказал Шпонько. – Но последнее слово должно быть за вами. Речь идет о денежках. Сумма-то значительная. Так что явите божецкую милость, снизойдите…
– Какова сумма? – спросил у меня Клюшкин.
Я сказал. Патрон присвистнул:
– Однако… Сколько мы получим комиссионных?
Теперь ответил Шпонько.
Клюшкин опять присвистнул:
– Ничего не понимаю. Почему вы тут рассиживаете, а не пакуете картины?
– Сначала давай определимся с приоритетами, – сказал я. – Что для нас важнее: потеря гипотетических комиссионных, какими бы они ни казались огромными, или потеря авторитета, который тоже не кот начихал?
– Ну, ты спросил, – усмехнулся Клюшкин, потирая обрюзгшие щеки. – Совмещать надо приоритеты, Павел Иванович, дорогой! И авторитет не терять, и комиссионными не брезговать. Неужели тебе надо такие вещи объяснять? Ладно, излагай свою историю…
Я рассказал о недавнем походе в закрома бывшего титана советской строительной индустрии.
Когда мы неторопливо, под кофе с коньяком, разобрались с этюдом Коровина, Карапетян предложил:
– А давайте я вам, Павел Иванович, кое-что новенькое покажу. Давно ведь не смотрели мою коллекцию!
Мы обошли три комнаты, от пола до потолка завешенные полотнами. В четвёртой комнате хозяйка устроила будуар, и смотреть там было не на что, разве на её усы. Обозрев собрание Карапетяна, я пришёл в меланхолию. Некоторые известные мне полотна из коллекции были довольно умело подделаны. Поначалу, когда я увидел знакомый пейзаж Поленова с колокольней, подумал, что в комнате плохое освещение – вот колорит и показался непривычным. А присмотрелся и обалдел: это была другая работа. В оригинальном пейзаже есть несколько небольших пурпурных пятнышек – отражение заходящего солнца на луковке колокольни. Именно пурпурных, а не алых, не томатно-красных или вишнёвых. Фальсификатор мог бы добиться нужного колера, смешав несколько красок. Но у него то ли времени не было на это потное занятие, то ли желания. Вот и отметился какой-то вишнёвой дрянью.
Тогда я начал приглядываться и к другим работам. Белые розы Кончаловского в голубом кувшине смотрелись превосходно, но поддельщик и тут поторопился, допустив грубейшую ошибку. В оригинале стебли роз, просвечивающие